«Ганиеле» Гауптмана и «Притчи» Л. Н. Толстого

Ангел Иванович Богданович

«„Фантастическiя сцены“ Гауптмана, постановкой которыхъ публика обязана „Литературно-артистическому кружку“, произвели давно уже не бывалый эффектъ и въ печати, и въ обществ?. Явились, какъ водится, страстные поклонники и не мен?е ожесточенные враги, одни ничего не вид?ли, кром? выдающихся достоинствъ, другiе, напротивъ, – указывали только недостатки. Общiй отзывъ, однако, въ пользу „Ганнеле“, и большинство публики признало ее пьесой интересной и трогательной, хотя для многихъ и непонятной…» Произведение дается в дореформенном алфавите.

Ангелъ Ивановичъ Богдановичъ

«Ганиеле» Гауптмана и «Притчи» Л. Н. Толстого

«Фантастическiя сцены» Гауптмана, постановкой которыхъ публика обязана «Литературно-артистическому кружку», произвели давно уже не бывалый эффектъ и въ печати, и въ обществ?. Явились, какъ водится, страстные поклонники и не мен?е ожесточенные враги, одни ничего не вид?ли, кром? выдающихся достоинствъ, другiе, напротивъ, – указывали только недостатки. Общiй отзывъ, однако, въ пользу «Ганнеле», и большинство публики признало ее пьесой интересной и трогательной, хотя для многихъ и непонятной.

Между т?мъ, «Ганнеле» – крайне незамысловатая вещь, можно сказать, примитивная по мотиву и очень простая по обработк?, какъ и все истинно прекрасное. Тема ея далеко не нова, и можно укаэать много высоко художественныхъ произведенiй, одинаковыхъ съ ней по содержанiю. Ее сравниваютъ съ прелестныыъ и трогательнымъ разсказомъ Достоевскаго «Мальчикъ y Христа на елк?», и съ полнымъ правомъ можно отнести ее къ циклу такъ называемыхъ, рождественскихъ разсказовъ, въ которыхъ фигурируютъ обыкновенно б?дныя д?ти, погибающiя при самой трогательной обстановк?. Лучшiе изъ этихъ разсказовъ принадлежатъ Диккенсу и Андерсену.

Д?ло не въ тем? «Ганнеле», a въ ея обработк?, новой, оригинальной и несравненно бол?е глубокой, ч?мъ y Достоевскаго и y другихъ писателей.

Ha сцен? умираетъ д?вочка, преждевременно истерзанная жизнью, ничего ей не давшей, кром? мученiй голода, холода, нищеты, – и смутныхъ, неясныхъ, туманныхъ и поэтическихъ представленiй, что жизнь могла бы быть и иной. Только эта иная жизнь такъ далека отъ д?йствительной, выпавшей на долю Ганнеле, что зд?сь, на земл?, она и представить ее не можетъ. Такая жизнь ей представляется только на неб?, куда и стремится ея душа съ страстнымъ желанiемъ уйти поскор?е отсюда, гд? она ничего ни вид?ла хорошаго. «Не тебя, – поютъ ей духи, – ласкало солнце, не для тебя росла трава въ долин?; ты никогда не была сыта; никогда не дышала чистымъ воздухомъ, не знала, что такое ароматъ цв?товъ». Чуткая, нервная и экзальтированная д?вочка, доведенная истощенiемъ до галлюцинацiй, бросается въ воду. Въ блаженномъ восторг? своихъ вид?нiй она не хочетъ возвращаться назадъ, къ прежней жизни, ужасается при воспоминанiи о своемъ вотчим?, который будетъ ее снова мучить, объ окружающпхъ, которые ее дразнили «незаконнорожденной принцессой въ лохмотьяхъ», и думаетъ съ теплой благодарностью только объ учител?, отъ котораго одного она слышала слова любви и ут?шенiя, «такiе прекрасные, чудесные гимны». Въ смерти она не видитъ ничего страшнаго, ее пугаетъ только ея безмолвье да холодъ могилы. За то похороны ей представляются моментомъ ея торжества, когда вс? поймутъ и признаютъ, какая она, Ганнеле, прекрасная, милая д?вушка, «съ самой маленькой ножкой», и вс? будутъ жал?ть о ней, a ея вотчима вс? осудятъ, и онъ съ горя пов?сится. Душа ея улетитъ въ рай, о которомъ ей говорила мать, и ее тамъ встр?титъ любимый учитель г. Готтвальдъ («Генрихомъ зовутъ его. Хорошее имя – Генрихъ, правда?»). – Она умираетъ, радостная, довольная, примиренная, безъ борьбы и сожал?нiй.