Другие будни

Виктория Нани

«Социальные работники бывают разные…

Лично я не ношу старикам по два килограмма еды на дом. Не занимаюсь психотерапией. Не отбираю детей у нерадивых родителей. Я не веду душеспасительные беседы с малолетними преступниками. Не организовываю группы поддержки для матерей-одиночек. Я занимаюсь реабилитацией.

Хорошее такое слово, длинное. С ним можно играть, пытаясь составить из него очень много коротких…»

Виктория Нани

Другие будни

Социальные работники бывают разные…

Лично я не ношу старикам по два килограмма еды на дом. Не занимаюсь психотерапией. Не отбираю детей у нерадивых родителей. Я не веду душеспасительные беседы с малолетними преступниками. Не организовываю группы поддержки для матерей-одиночек. Я занимаюсь реабилитацией.

Хорошее такое слово, длинное. С ним можно играть, пытаясь составить из него очень много коротких.

Рация.

Литера.

Билет.

Как помочь человеку, больному шизофренией, вернуться после длительной госпитализации в общество и не поехать еще раз мозгами от самого процесса? Как удержать его на этом зыбком островке послебольничной нормальности?

Формула достаточно проста и давно известна. Лекарства плюс крыша над головой плюс подходящая работа минус наркотики минус алкоголь плюс психологическая поддержка.

Я социальный работник. Моя работа – оказывать душевнобольным людям психологическую и социальную поддержку. Но иногда мне кажется, что мои клиенты способны на это много лучше меня…

14 сентября. Начало

Пришёл клиент.

Сел.

Встал.

Ещё раз сел.

Встал снова.

Пробежался к окну, посмотрел на улицу, бегом к креслу – сел.

Сидит.

Вдруг завертел головой, зашипел, зарычал.

– Вики, – говорит, – я плохо себя чувствую. Мне, наверное, нужно в больницу.

И снова забегал по комнате.

Успокаивала разными способами. Уговаривала всячески. Уже собиралась позвонить его психиатру.

А он все бегает по комнате и твердит, что ему госпитализироваться нужно.

– М., – говорю ему я, – вы хотите, чтоб и меня сейчас в психушку забрали? Если вы хоть на минуточку не замрёте, я своими ногами в лечебницу уйду.

Уселся, смеялся минут пять, успокоился совершенно.

По-моему, работает…

20 сентября. Супчик

Первая неделя работы. Совершила «самоотверженный» поступок с неожиданно обрадовавшими результатами.

Пришла навестить свою подопечную, славную пожилую и очень больную женщину, живущую в доме для душевнобольных, который я курировала. Оказалось, она уже два дня ничего не ест, потому что уверена: соседка (тоже моя клиентка), которая обычно готовит еду для всех жильцов, пытается её отравить.

Сидит эта совершенно чудная старушка, а перед ней тарелка борща. И не ест. Второй день не ест. Плачет почти, голодная, но к еде не притрагивается.

– Вы, – говорит, – Викочка, посмотрите, что в этом борще плавает. Она меня отравит. Не могу я это есть.

Я посмотрела. В борще плавала капуста и другие овощи.

Спросила, можно ли мне попробовать её борщ.

Р. с ужасом в глазах согласилась.

Я взяла ложку, зачерпнула погуще и с выражением полного кайфа на лице борщ этот попробовала.

А потом ещё немножко с ней постояла и пошла дальше.

Сегодня выяснилось, что она снова стала есть. Сказала девочке-инструктору, что, если Вики ест стряпню её соседки – нет никакого смысла подозревать последнюю в попытках отравления. Если, говорит, социальные работники едят и выживают, то нам, психам, бояться нечего…

2 октября. Гусеница

Сидела сегодня с двумя своими клиентами в садике около их хостеля.

Они на скамеечке, а я на маленькой табуретке – напротив.

Очень мирно так сидим, за жизнь общаемся.

Тут смотрю – по дорожке гусеница ползёт. Никогда такой не видела: толстенькая, нежно-зелёная в маленькую жёлтую крапочку, а вдоль спинки – серебряные точки. И глазищи такие солидные! Чёрные, с жёлтым же кружком внутри.

С одной стороны – я, как всякая приличная женщина, боюсь этих гусениц. Я всего, что ползает, боюсь. Я уже не говорю о том, что пресмыкается!

С другой – красота такая, что просто невозможно не восхищаться.

Сижу, стало быть, восхищаюсь вслух. Надо же, говорю, чего только мать-природа не изобретёт. Хотя выглядит, говорю, сове