Дульсинея Тобосская

Александр Моисеевич Володин

«Декабрь. 1615 год. Селенье Тобосо. В зажиточном крестьянском доме, за пустым дощатым столом, сидели: Альдонса, девушка двадцати шести лет, ее отец, ее мать, ее жених и Санчо Панса, худой человек с выпуклыми светлыми глазами…»

Александр Володин

Дульсинея Тобосская

Селенье

Декабрь. 1615 год. Селенье Тобосо. В зажиточном крестьянском доме, за пустым дощатым столом, сидели: Альдонса, девушка двадцати шести лет, ее отец, ее мать, ее жених и Санчо Панса, худой человек с выпуклыми светлыми глазами. Отец сказал:

– А я думал, что вы полнее.

– Раньше я был полный, а теперь худой, – объяснил Санчо.

– И в книге написано, что Санчо Панса полный, – подозрительно заметил жених.

– Но потом я похудел.

– Когда же это с вами случилось? – поинтересовался отец.

– Недавно.

– Что-нибудь со здоровьем? – спросила мать.

– Горе у меня было. Неприятность. Беда.

Все закивали головами:

– Да…

– Да…

– Да…

Только Альдонса не сказала «да». Она была не то злая, не то сонная.

Отец сказал:

– Говорят, это был прекрасный человек.

– Цвет рыцарства, гордость Ламанчи, – подтвердил Санчо.

– Да и одной ли только Ламанчи!

Санчо с горечью произнес:

– Теперь, когда его нет, мир наполнится злодеями. Потому что все злодеяния будут оставаться безнаказанными.

– На улицу не выйдешь, – поддержала мать.

Санчо привычно проговорил:

– Смиренный со смиренными, гордый с надменными, он смотрел опасности прямо в глаза. Он не унывал в бедах. Он был влюблен ни в кого.

Мать не поняла:

– Вы изволили сказать, что он не был влюблен ни в кого?

– Он был влюблен ни в кого.

Отец обратился к жениху:

– Понял?

– Не понял.

Мать попросила:

– Если можно, скажите еще раз, Санчо, он не был влюблен или был влюблен?

– Разумеется, был.

– В кого же, интересно было бы знать? – съязвил жених.

– Ни в кого.

Отец начал гневаться:

– Ведь ясно, черт побери! Что ты привязался к человеку?

– А говорят, что в книге написано иначе.

– Владычицей его души была несравненная Дульсинея. Но она как бы была, но в то же время ее как бы и не было! Но он был верен ей и отвергал королев, императриц и всякого рода дам.

– Значит, она как бы и была? – продолжал язвить жених.

– Как бы и была.

– Но уж, во всяком случае, это была, наверно, знатная дама? – сказал отец.

– Она была бесподобна по своей родовитости. Ибо на благородной крови произрастает красота более высокая, нежели у низкого происхождения.

– Теперь тебе ясно? – спросил жениха отец.

– Почти что.

– Слава богу. Но что же мы не выпьем за знакомство? Такой человек, Санчо Панса – и не зазнался, пригласили – пришел. Теперь-то вас, наверно, все зовут. То никому не были нужны, а то всем понадобились!

Мать внесла бурдюк с вином и кроличий пирог. Санчо оживился.

– А вы уверены, что Дульсинея – знатная дама? – жених ядовито спросил, обращаясь к Санчо.

– Сказано же, к чему сто раз повторять? – свирепел отец.

– Ее знатность была видна на расстоянии арбалетного выстрела.

Жених заметил:

– Но ходят слухи, будто вы как-то застали ее за просеиванием зерна? Во дворе, как какую-нибудь затрапезную крестьянку?

– Да будет вам известно, что с нами всегда творились вещи, совершенно не похожие на те, что случались с другими странствующими рыцарями.

– С ними всегда творились такие вещи! – подхватил отец.

– Завистливые волшебники видели, что их козни и каверзы на нас не действуют, так они – что? Вымещали свою злобу на той, что была моему господину дороже всего. Вот они и превратили ее в крестьянку и принудили исполнять столь черную работу, как просеивание зерна.

– И замолкни. И пей, – повелел отец жениху.

– Еще вопрос. Почему эта Дульсинея называется Тобосская? – не унимался жених.

– Дульсинея Тобосская, это верно, так она называется, – сказал Санчо.

– Значит, она живет в Тобосо?

– Раз Тобосская, значит, в Тобосо, где же ей еще жить?

– Мало ли в Тобосо девушек. Не наше дело в этом разбираться, – возмутился отец.

– Но у такой знатной дамы должен быть дворец в Тобосо. Почему-то о нем ничего не известно, – настаивал жених.

Санчо был озадачен:

– Действительно, чем бы это объяснить?

–