Москва. Мелочи жизни
Леонид Николаевич Андреев
«Я возвращался с одним знакомым из театра, где только что закончился последний акт драмы Ростана «Сирано де Бержерак». Ночь была прекрасная, теплая; на Тверской, освещенной словно днем, кишела толпа, но не дневная, та, что бежит по своему делу, а ночная толпа, наполовину состоящая из полупьяных людей, на другую половину – из проституток. Печально было смотреть на эту привычную действительность, когда перед глазами носился еще облик рыцаря и поэта, в ушах еще звучали наивно благородные излияния чистой, непродажной и верной любви…»
Леонид Николаевич Андреев
Москва. Мелочи жизни
1
Я возвращался с одним знакомым из театра, где только что закончился последний акт драмы Ростана[1 - Ростан Эдмон (1868–1918) – французский поэт и драматург. Поводом к написанию фельетона Андрееву послужила премьера героической комедии Э. Ростана «Сирано де Бержерак» в Москве в театре Ф. А. Корша 8 сентября 1900 г. Пьеса шла в переводе Т. Л. Щепкиной-Куперник. В своей оценке Андреев близко подходит к М. Горькому, посвятившему представлению «Сирано де Бержерака» в Нижнем Новгороде особую статью (см.: Нижегородский листок, 1900, № 4, 5, января).] «Сирано де Бержерак». Ночь была прекрасная, теплая; на Тверской, освещенной словно днем, кишела толпа, но не дневная, та, что бежит по своему делу, а ночная толпа, наполовину состоящая из полупьяных людей, на другую половину – из проституток. Печально было смотреть на эту привычную действительность, когда перед глазами носился еще облик рыцаря и поэта, в ушах еще звучали наивно благородные излияния чистой, непродажной и верной любви.
– Романтизм! – ворчал мой знакомый, возвращаясь к разговору о виденной драме. – На кой черт преподносят мне этого выдуманного героя, в котором ни на грош нет трезвой правды и жизни? Сотню негодяев избил! Дерется, а сам стихи сочиняет! Икать уже перед смертью начал, а сам к своей Роксане тащится и дневник происшествий за неделю передает. А любит-то, любит-то как! Гимназисты и те уже теперь так не любят, да и любил ли кто-нибудь так глупо? Постеснялся, видите ли, истину об этом красавчике рассказать и женщину самым идиотским образом счастья лишил. Герой!
– Чего же вы хотите? – спросил я.
– Правды! – резко ответил мой спутник. – Лучше одного живого негодяя мне покажите, нежели сотню выдуманных героев.
– А это вас не удовлетворяет? – спросил я, указывая на одного в достаточной степени живого, хотя и пьяного, негодяя, нагло пристававшего к какой-то женщине. – Однако не вмешаться ли нам?
– Не наше дело, – равнодушно ответил собеседник. – А насчет этого живого мерзавца вы зря мне острите. Мы не о жизни говорим, а о сцене. Давай мне на сцене отражение действительной жизни с ее страданиями и радостями, а не…
– Вы так любите действительность?
– Я люблю правду.
Старый, отчаянно старый разговор. Так спорили между собой наши отцы, тот же спор услышим мы и среди наших детей. И правы будут, пожалуй, и те и другие, ибо правда жизни есть то, чего мы хотим от нее.
Почему в эту кроткую, тихую ночь все, что видели мои глаза: улица, залитая электрическим светом, наглые лихачи, кричащие, смеющиеся и взаимно продающиеся люди казались мне какой-то невероятной, дикой и смертельно ужасной ложью, а выдуманный, несуществующий театральный Сирано, на глазах публики снявший свой роковой нос, – единственной правдой жизни?
Я знаю, что теперь нет поэтов, которые во время боя сочиняют стихи, правда, их часто бьют, но уже после того, как они сочинили. Я знаю, что поэты никогда не бросают на сцену кошелька, если только это не открытая сцена Омона[2 - Омон (Соломон) Шарль (1860–?) – французский делец, организовавший весной 1900 г. в Москве на масленицу увеселительные представления в помещении манежа. По замечанию Андреева, от этих представлений «веяло беспросветной пошлостью и грязью» (Курьер, 1900, № 103, 14 апреля).] или «Яра», и кошелек при этом никогда не бывает последним: хорошему поэту редакция никогда не откажет в авансе. Я знаю, что поэты никогда не бывают так голодны, как Сирано, и так умеренны,