Паутина

Александр Валентинович Амфитеатров

«Весною 190* года, въ холодныя и дождливыя сумерки, по тихой окраинной улиц? очень большого губернскаго города тихо пробирался, – щадя свои резиновыя шины отъ колдобинъ и выбоинъ мостовой и осторожно объ?зжая лужи, которыя могли коварно оказаться невылазными провалами, – щегольской „собственный“ фаэтонъ, везомый парою прекрасн?йшихъ гн?дыхъ коней въ строжайшей в?нской упряжк?, но съ русскимъ бородатымъ кучеромъ-троечникомъ на козлахъ. Сочетанiе получалось см?шное, но экипажъ принадлежалъ м?стному руководителю модъ, настолько признанному въ авторитет? своемъ, что не только никто изъ встр?чныхъ прохожихъ и про?зжихъ господъ интеллигентовъ, но даже ни единый изъ дворниковъ y воротъ, либо верхомъ на доживающихъ в?къ свой, архаическихъ тумбахъ, и лавочниковъ въ дверяхъ лавокъ своихъ, ни единый и никто не см?ялись…»

Произведение дается в дореформенном алфавите.

Александръ Амфитеатровъ

Паутина

Поэту житейской правды

Александру Ивановичу КУПРИНУ

съ дружествомъ

и любовью посвящаю этотъ романъ,

    Александръ Амфитеатровъ.

I

Весною 190* года, въ холодныя и дождливыя сумерки, по тихой окраинной улиц? очень большого губернскаго города тихо пробирался, – щадя свои резиновыя шины отъ колдобинъ и выбоинъ мостовой и осторожно объ?зжая лужи, которыя могли коварно оказаться невылазными провалами, – щегольской «собственный» фаэтонъ, везомый парою прекрасн?йшихъ гн?дыхъ коней въ строжайшей в?нской упряжк?, но съ русскимъ бородатымъ кучеромъ-троечникомъ на козлахъ. Сочетанiе получалось см?шное, но экипажъ принадлежалъ м?стному руководителю модъ, настолько признанному въ авторитет? своемъ, что не только никто изъ встр?чныхъ прохожихъ и про?зжихъ господъ интеллигентовъ, но даже ни единый изъ дворниковъ y воротъ, либо верхомъ на доживающихъ в?къ свой, архаическихъ тумбахъ, и лавочниковъ въ дверяхъ лавокъ своихъ, ни единый и никто не см?ялись. Напротивъ, вс? провожали фаэтонъ взглядами одобренiя и зависти: вотъ это, дескать, шикъ такъ шикъ! См?шно было, кажется, только самому хозяину фаэтона, губернскому Петронiю, arbitre elegantiarum. То былъ маленькiй, горбатый челов?чекъ, съ огромною головою, покрытою превосходнымъ парижскимъ цилиндромъ, – haut de forme, a huit reflets, – a ниже сверкали подъ золотымъ пэнснэ умные, живые, семитическiе глаза, б?л?лъ тонкiй длинный носъ малокровнаго больного челов?ка, и роскошн?йшая черная борода спускалась по груди на… русскiй армякъ тончайшаго англiйскаго сукна, украшенный… значкомъ присяжнаго пов?реннаго!..

– Вендль шикуетъ, – сказалъ, глядя на страннаго господина въ странномъ экипаж?, изъ-за гераней, заростившихъ кособокiя окна низенькой столовой, учитель городского, имени Пушкина, училища, Михаилъ Протопоповъ.

Тогда тощая, на зеленую кочергу похожая, жена его сорвалась изъ-за стола съ самоваромъ и бросилась къ окну, оставивъ безъ вниманiя даже и то обстоятельство, что тяжело шмякнула о полъ дремавшаго на ея кол?няхъ, любимаго желтаго кота.

– А-а-а… скажите, пожалуйста… а-а-а…, – стонала она, покуда, медленнымъ и грацiознымъ движенiемъ, точно танцуя на своихъ четырехъ колесахъ классическiй босоногiй танецъ какой-нибудь, эластически влачился мимо оконъ учительскихъ безукоризненный в?нскiй экипажъ. – Ну, до чего-же, однако, люди въ прихотяхъ своихъ доходятъ!.. удивленiя достойно… а-а-а…

Супругъ внимательно гладилъ кустистую рыжую бороду и, не то съ сожал?нiемъ, не то съ умиленною гордостью, повторялъ:

– Шикуетъ, Вендль, шикуетъ… Жжетъ батькины денежки… Только, братъ, дудки! Сколько ни состязайся, Эмильки теб? не перешиковать…

Супруга безпокойно оглянулась на дверь въ кухню и, уб?дившись, что она плотно заперта, сказала мужу съ упрекомъ:

– Ты бы, Михаилъ, потише…

– A что? – прiосанился учитель Протопоповъ, услышавъ въ голос? жены привычную ноту житейскаго трепета, на которую онъ, въ качеств? мужчины, интеллигента и выборщика, долженъ приготовить привычную же ноту мужественнаго гражданскаго протеста. – Что я сказалъ особеннаго? Кажется, ничего.

– То, что нехорошо: какая она намъ съ тобою Эмилька? Не сломаешь языкъ назвать и Эмилiей ?едоровной.

– О