Школьные годы

Василий Григорьевич Авсеенко

«Пропускаю впечатл?нiя моего ранняго д?тства, хотя изъ нихъ очень многое сохранилось въ моей памяти. Пропускаю ихъ потому, что они касаются моего собственнаго внутренняго мiра и моей семьи, и не могутъ интересовать читателя. Въ этихъ б?глыхъ наброскахъ я им?ю нам?ренiе какъ можно мен?е заниматься своей личной судьбой, и представить вниманiю публики лишь то, чему мн? привелось быть свид?телемъ, что заключаетъ въ себ? интересъ помимо моего личнаго участiя…»

Произведение дается в дореформенном алфавите.

Василий Григорьевич Авсеенко

Школьные годы

Пропускаю впечатл?нiя моего ранняго д?тства, хотя изъ нихъ очень многое сохранилось въ моей памяти. Пропускаю ихъ потому, что они касаются моего собственнаго внутренняго мiра и моей семьи, и не могутъ интересовать читателя. Въ этихъ б?глыхъ наброскахъ я им?ю нам?ренiе какъ можно мен?е заниматься своей личной судьбой, и представить вниманiю публики лишь то, чему мн? привелось быть свид?телемъ, что заключаетъ въ себ? интересъ помимо моего личнаго участiя.

Въ август? 1852 года, меня отдали въ первую петербургскую гимназiю. Преобразованная изъ бывшаго благороднаго пансiона при петербургскомъ университет?, она оставалась закрытымъ заведенiемъ и въ н?которыхъ отношенiяхъ сохраняла еще прежнiй характеръ привиллегированной школы. Въ нее принимались только д?ти потомственныхъ дворянъ, въ обстановк? воспитанiя зам?чалось стремленiе къ чему то бол?е порядочному, ч?мъ въ другихъ гимназическихъ пансiонахъ; кажется и плата за воспитанниковъ въ ней была положена значительно высшая.

Я былъ недурно подготовленъ дома, и кром? того доступъ въ учебныя заведенiя тогда былъ очень легокъ. Начальство находило нужнымъ такъ сказать заманивать учениковъ, во всякомъ случа? встр?чало ихъ съ распростертыми объятiями. Меня проэкзаменовали шутя и предложили принять во второй классъ; но отецъ мой, большой любитель порядка и посл?довательности, предпочелъ пом?стить меня въ первый классъ – чтобъ ужъ непрем?нно съ начала до конца, систематически, пройти весь курсъ.

Выросшiй дома, среди соотв?тствовавшей возрасту свободы, я съ большимъ трудомъ входилъ въ условiя пансiонской жизни. Меня ст?сняла не дисциплина этой жизни, а невозможность остаться хотя на минуту одному съ самимъ собою. Дома я привыкъ читать; въ гимназiи это было почти немыслимо. Им?ть свои книги не разр?шалось, а изъ казенной библiотеки давали н?что совс?мъ несообразное – въ род? наприм?ръ допотопнаго путешествiя Дюмонъ-Дюрвиля, да и то очень неохотно, какъ бы только во исполненiе воли высшаго начальства. Библiотекой зав?дывалъ инспекторъ, Василiй Степановичъ Бардовскiй – челов?къ, обладавшiй зам?чательною способностью «идти наравн? съ в?комъ», только въ самомъ невыгодномъ смысл?. Мн? говорили, что въ 60-хъ годахъ, будучи уже директоромъ, онъ страшно распустилъ гимназiю, что и было причиною нареканiй на это заведенiе; но въ мое время онъ обнаруживалъ во всей неприкосновенности закалъ педагога-бурсака, и разд?лялъ вс? увлеченiя тогдашняго обскурантизма. Розга въ четырехъ младшихъ классахъ царствовала неограниченно, и лишь немногiе изъ моихъ товарищей изб?гли вм?ст? со мною знакомства съ этимъ спорнымъ орудiемъ воспитанiя. С?кли, главнымъ образомъ, за единицы. Каждую пятницу вечеромъ дежурный гувернеръ выписывалъ изъ журналовъ вс?хъ получившихъ на нед?л? единицы или нули, а каждую субботу, на первомъ урок?, Василiй Степановичъ являлся въ классъ и кивкомъ головы вызывалъ попавшихъ въ черный списокъ. Товарищи провожали ихъ умиленными глазами… Надо впрочемъ сказать, что учиться было не тяжело, и изб?гать единицъ не представляло большихъ трудностей.

Забота о развитiи молодого ума, о воспитанiи благородныхъ инстинктовъ, какъ-то не вяжется съ розгой. И д?йствительно, о такихъ вещахъ заботились мало. О жалкомъ состав? гувернеровъ я скажу дальше; самъ инспекторъ, духъ и руку котораго мы ощущали ежеминутно, хлопоталъ только о водворенiи порядка и страха и объ искорененiи свободомыслiя. Поощрять охоту къ чтенiю, къ труду не по указк?, не входило въ его программу, и на просьбу о выдач? книги изъ библiотеки большинст