Каникулы
Василий Григорьевич Авсеенко
Петербургские очерки #20
«Завтракъ уже поданъ на столъ, но хозяйка еще не вышла. Она сидитъ въ своей комнат?, передъ туалетнымъ столикомъ, приставленнымъ въ прост?нк? между раскрытыми окнами. В?теръ шевелитъ шторами и иногда вздуваетъ ихъ какъ паруса. Спиртовая лампочка догараетъ, и замирающiй голубой язычекъ чуть лижетъ прокопт?вшiя щипцы. Марья Андреевна уже окончила свои ondulations, но ей не хочется покинуть табуретъ передъ зеркаломъ. Она приблизила лицо къ самому стеклу и разсматриваетъ себя въ упоръ близорукими, выцв?тшими глазами, и зач?мъ-то проводитъ двумя пальцами то по бровямъ, то надъ бровями. Уже съ четверть часа она такъ сидитъ, и кажется, все разсмотр?ла, до посл?днихъ складочекъ на уголкахъ глазъ, но никакъ не можетъ разстаться съ своимъ м?стомъ. Собственно, это самое любимое ея занятiе днемъ, и особенно утромъ, когда совс?мъ нечего д?лать. Сидитъ, смотритъ въ зеркало, и никогда не соскучится, словно въ первый разъ въ жизни им?етъ возможность разсмотр?ть себя…»
Произведение дается в дореформенном алфавите.
Василий Григорьевич Авсеенко
Каникулы
Завтракъ уже поданъ на столъ, но хозяйка еще не вышла. Она сидитъ въ своей комнат?, передъ туалетнымъ столикомъ, приставленнымъ въ прост?нк? между раскрытыми окнами. В?теръ шевелитъ шторами и иногда вздуваетъ ихъ какъ паруса. Спиртовая лампочка догараетъ, и замирающiй голубой язычекъ чуть лижетъ прокопт?вшiя щипцы. Марья Андреевна уже окончила свои ondulations, но ей не хочется покинуть табуретъ передъ зеркаломъ. Она приблизила лицо къ самому стеклу и разсматриваетъ себя въ упоръ близорукими, выцв?тшими глазами, и зач?мъ-то проводитъ двумя пальцами то по бровямъ, то надъ бровями. Уже съ четверть часа она такъ сидитъ, и кажется, все разсмотр?ла, до посл?днихъ складочекъ на уголкахъ глазъ, но никакъ не можетъ разстаться съ своимъ м?стомъ. Собственно, это самое любимое ея занятiе днемъ, и особенно утромъ, когда совс?мъ нечего д?лать. Сидитъ, смотритъ въ зеркало, и никогда не соскучится, словно въ первый разъ въ жизни им?етъ возможность разсмотр?ть себя.
На балкон? ея мужъ, Павелъ Степановичъ, кончилъ газету, покачался немного въ камышевомъ кресл?, и почувствовавъ при вид? накрытаго стола утреннiй голодъ, выразилъ нетерп?нiе.
– Marie, подано уже! Иди завтракать! – крикнулъ онъ въ окно со вздувшимися шторами.
– Иду! – тягучимъ тономъ отв?тила Марья Андреевна.
Она встала, прикрыла загашенную в?тромъ лампочку, дошла до двери, но хватившись носоваго платка, вернулась. Платокъ лежалъ на туалетномъ столик?, и поэтому она опять прис?ла и стала снова смотр?ть на себя въ зеркало и потрогивать пальцами то кожу на лбу, то прическу.
– Maman, папа ждетъ завтракать! – крикнула изъ сада въ другое окно тринадцатил?тняя дочка Лиза, сид?вшая до т?хъ поръ на скамейк? подл? гувернантки.
Она поднялась локтями надъ подоконникомъ и заглянула въ комнату. Видъ матери, разсматривающей себя въ зеркало, произвелъ на нее впечатл?нiе священнод?йствiя. Она молча, съ глубокимъ интересомъ стала смотр?ть, какъ это происходитъ – хотя, собственно, ничего не происходило.
Павелъ Степановичъ сталъ быстро ходить взадъ и впередъ по балкону, обдергивая парусинный пиджачекъ и шевеля пальцами кончикъ бороды.
– Что же нейдутъ завтракать? – покрикивалъ онъ нетерп?ливо. – Удивительно, право, какъ вс? распускаютъ себя на дач?. Въ чемъ д?ло? Почему? И безъ того часомъ позже подаютъ…
– Володя дома? – спросила Марья Андреевна дочку.
– Не знаю… н?тъ, не видала, – отв?тила та, продолжая сосредоточенно созерцать зр?лище нескончаемаго сид?нья передъ зеркаломъ.
Въ ней уже просыпались женскiе инстинкты, и она начинала понимать наслажденiе, которое испытывала мать. Она и сама иногда, среди дня, станетъ передъ большимъ зеркаломъ въ гостиной, стоитъ и смотритъ, молча, серьезно, долго, пока кто-нибудь не войдетъ.