Кровавый пир

Андрей Ефимович Зарин

Произведение Зарина посвящено одному из самых трагических событий русской истории XVII века – крестьянской войне под предводительством атамана Степана Разина. Оно расширяет представления об известном историческом герое, судьба которого раскрывается на фоне увлекательных взаимоотношений других персонажей. И, как ни странно, в произведении есть место романтической любовной истории.

Зарин Андрей Ефимович

Кровавый пир

Часть первая

I

Августа 25–го 1669 года с раннего утра в городе Астрахани царило небывалое оживление. Со всех сторон народ торопливо шел на берег Волги и там толпился у пристани.

На лицах всех было видно крайнее любопытство, соединенное с каким?то страхом.

– Ведун, бают, – говорила одна женщина другой, – молвит этакое слово, ан и сгинул!

Другая женщина кивнула только головою, видимо нисколько не удивленная рассказом, и сказала:

– Муж – от говорит: ни ружье, ни пушка не берут. Пуля вдарит и отскочит. Заговор, слышь, у него такой: и от пули, и от меча…

– Есть такой заговор, – подтвердила первая женщина, – баушка Ермилиха говорила, что есть…

– Пропустите, старушки Божие! – толкая их в стороны, сказал здоровый детина в колпаке на затылке. – Батюшку повидать охота!

– Ах твои бесстыжие глаза! Пес окаянный! – заругались женщины. – Нешто мало дороги тебе?..

– Подвинься, тетка! – закричал парнишка, толкая женщину в спину.

– Я те задам: подвинься! Щенок!

Но народ надвигался волною, и обе женщины волей – неволей должны были двинуться со всеми.

– И богачества, я те скажу, у – у! – говорил один стрелец другому.

– Видел?

– Видел! У меня братан рыбачит. Так я с им на челноке к ним.

– Ну?! – удивился слушатель.

Подле них тотчас собралось несколько слушателей.

– Верно слово, – побожился стрелец и продолжал: – Они тута у Болдинского устья и стали.

– Ну!

– Пристали это мы к им, к стругу, а они нам: идите, кричат, штоли. Мы и вошли!

– Ишь! – с завистью воскликнул кто?то из слушателей. – И много видел?

– А ты не перебивай! – наставительно сказал в толпу стрелец и продолжал: – Вошли мы это. Господи Владыко! По бортам?то ковры все, ковры. На корме подушки алые. Груда! Веревки это – из шелка все. Вот ей – Богу!.. – побожился стрелец.

В толпе слушателей послышались завистливые вздохи.

– Что и говорить: житье! – раздался чей?то голос.

– Ни тебе бояр, ни тебе воевод. Живи! – подхватил другой, а стрелец все продолжал свой рассказ:

– Кафтаны на них все из бархату либо их парчи, а на шапках камни самоцветные. Горят…

– Родимые, пропустите, Бога для! – послышался жалобный бабий голос. – Дыхнуть не могу! Затиснули! Оставь, озорной! – завизжал тот же голос.

– Го – го – го! – загрохотали кругом.

И среди общего гама резким фальцетом раздавалось пение слепца:

А и край было моря синего,

Что на устье Дону?то тихого,

На крутом, красном бережку,

На желтых рассыпных песках,

А стоит крепкий Азов – город

Со стеною белокаменной,

Земляными раскатами, со рвами глубокими

И со башнями караульными…

В это же время, в середине города на площади, подле церкви, в приказной избе сошлись воеводы астраханские, князья Иван Семенович Прозоровский и Семен Иванович Львов, оба в дорогих кафтанах, в высоких гарлатных шапках с тростями в руках. Тут же, в избе, подле аналоя, что стоял перед образом Спаса, сгорбившись, сидели на лавке поп в подряснике, два дьяка приказных, подьячий, пожилой казак, Никита Скрипицын, и бритый перс, купец Мухамед – Кулибек.

– Будут ли? – после долгого молчания спросил тревожно князь Прозоровский.

– И нетерпелив ты, князь! – с укором ответил воевода. – Как же не быть ему, ежели он за мной следом прошел! Коли вот и ему, – он указал на Скрипицына, – сказал и ко мне двух аманатов прислал. Тебе вот, Мухамед, – обратился он к персу, – за сына придется выкуп дать. Пять тысяч! Говорил им. Не слушают!

Перс сложил на груди руки и поклонился:

– Буду давать! Один сын, одна голова! Казны не жалко! Не давай казны, убьют.

– Шутить не будут…

– А награбили?