Проповедник «живого дела» (Памяти И.А. Гончарова)

Владимир Михайлович Шулятиков

«В своих «Русских ночах» князь Владимир Одоевский, на заре «сороковых годов», отмечал приближение новой эры русской жизни. Наступает «век смерти поэзии» – горько жаловался он, – общество заражается грубым «материализмом», в душе современного человека глохнут благие порывы. Исчезают стремления ко всему возвышенному и прекрасному, ко всему бескорыстному и благородному…»

Владимир Шулятиков

Проповедник «живого дела». Памяти И.А. Гончарова

В своих «Русских ночах» князь Владимир Одоевский. На заре «сороковых годов», отмечал приближение новой эры русской жизни. Наступает «век смерти поэзии» – горько жаловался он, – общество заражается грубым «материализмом», в душе современного человека глохнут благие порывы. Исчезают стремлении я ко всему возвышенному и прекрасному, ко всему бескорыстному и благородному; современный человек начинает жить одними узко эгоистическими расчетами, начинает оценивать все с точки зрения выгоды и холодного разума, начинает исповедовать религию «улитаризма»; он старается «закопать в землю, законопатить хлопчатой бумагой, залить дегтем и салом» все «бесполезные» порывы души; он становится поразительно односторонним; душа его постепенно обращается в машину, в которой много колес и много винтов, но нет ни капли жизни; односторонний материализм – есть смертоносный «яд современного общества и тайная причина всех жалоб, смут и недоразумений».

И мечтатель – идеалист, автор «Русских ночей» с неподдельным ужасом встречал появление на горизонте русской общественной жизни «нового человека» – практического дельца, усвоившего себе привычки и правила поведения западно-европейских промышленников и купцов, сумевшего изгнать совершенно из своего сердца все «бесполезные» чувства и порывы, обратившего в настоящего «человека-машину». Он спешил положить клеймо позора на этого «человека-машину», старался всеми силами возбудить презрение к нему, унизить его, сделать жалким в глазах современников.

Он предсказывал неисчислимые бедствия и даже гибель обществу, если оно окончательно увлечется «человеком-машиной», признает его своим высоким идеалом.

В лице князя Одоевского говорил убежденный представитель романтизма…Но дни романтизма была посчитаны. Предостережения автора «Русских ночей» не произвели желаемого впечатления на общество. Прошло несколько лет с того момента, как они были высказаны: общество не только не думало отвертываться от ненавистного романтикам-мечтателям «нового человека», но только не проникалось чувством ужаса и презрения к эгоистической морали и «грубо-материалистическому миросозерцанию этого «нового человека» – напротив, оно обнаруживало все большую и большую склонность возводить его в свои кумиры.

На страницах самого прогрессивного из существующих тогда журналов появилась повесть, автор которой определенно и решительно становился на сторону «нового человека».

Он выводил в своем произведении сцену прямолинейного утилитариста, англомана-заводчика и бюрократа и на примере этого утилитариста выясняет, какими неоценимыми совершенствами наделены «новые люди», по сравнению с «прекраснодушными» идеалистами. Он старался шаг за шагом опрокинуть все предпосылки романтизма. Он доказывал, что причина «всех недоумений» кроется вовсе не в увлечении односторонним материализмом, а как раз напротив, в особенностях романтического взгляда на жизнь, в преувеличенной оценке значения чувства, которую допускали романтики.

«Как жаль, – говорит он, доказывая свою мысль, – что от фальшивого взгляда на жизнь гибнет много дарований в пустых бесплодных мечтах, в напрасных стремлениях. Самолюбие, мечтательность, преждевременное развитие сердечных склонностей и неподвижность ума, с неизбежным последствием – ленью – вот причина зла».

Он старался показать, какой вред приносят для современного человека восторженные мечты о «вечной» романтической любви, о «вечной» романтической дружбе, о «нечеловечески-величественных» страданиях и подвигах, о «титанических» страстях, о бурном, доступном лишь для избранников судьбы, счастье; он убеждает читателей, наск