Светославич, вражий питомец. Диво времен Красного Солнца Владимира
Александр Фомич Вельтман
«…Нечистая сила селилась на земле; первоначально избрала она своей столицею землю Халдейскую близ Красного моря, где жило племя Рыжих; их научила она войне, хитрости и обману, научила мороку и порче, научила страху и надежде, построила ограду и Вежу великую, заставила поклоняться скрытому. Но скоро заповеди изгнали ее оттуда с толпами народа колдунов, волшебников и чародеев в мрачные болота севера. «И отошла она, – как говорит предание, – в великие леса и в водные и в потные дубровы и раменные места, на черные и мягкие земли». Долго царила она там, но крест и там преследовал ее и заставил искать недоброго места в глубине лесов и в ширине степей Руси…»
Александр Вельтман
Светославич, вражий питомец. Диво времен Красного Солнца Владимира
Часть первая
I
Над Киевом черная туча. Перун-Трещица[1 - Бог треска, гром; простонародное старое выражение помещено в словаре Треязычном.] носится из края в край, свищет вьюгою, хлещет молоньёй по коням. Взвиваются кони, бьют копытами в небо, пышут пылом, несутся с полночи к Теплому морю. Ломится небо, стонет земля, жалобно плачет заря-вечерница: попалась навстречу Перуну, со страха сосуд уронила с росою, – разбился сосуд, просыпался жемчуг небесный на землю.
Шумит Днепр, ломит берега, хочет быть морем. Крутится вихрь около дупла-самогуда у Княжеских палат, на холме; проснулись Киевские люди; ни ночи, ни дня на дворе; замер язык, онемела молитва. «Недоброе деется на белом свете!» – говорит душа, а сердце остыло от страха, не бьется.
Над княжеским теремом, на трубе, сел филин, прокричал вещуном; а возле трубы сипят два голоса, сыплются речи их, стучат, как крупный град о тесовую кровлю.
Слышит их Княжеский глухонемой сторож и таит про себя, как могила.
– Чу! Чу! – раздается над теремом.
– Не чую? – отзывается другой голос.
– Чу! здесь слышнее, приникни… чу! быть добру! нашего поля прибудет!..
– Не чую, как ни сунусь, везде крещеное место! Лучи, как иглы, как правда людская, глаза колют; а ладные звуки закладывают уши. Построили терем! спасибо! хорош! добро бы сквозь дымволок путь, да за печкой или в печурке место простое для нашего брата! так нет: все освятили крестами враги!..
– Не хмурься, Нелегкий, найдем место! без нас кому и житье? тс! чуешь?
– Ни слова!..
– Чу, чу!.. Ну, друг, припасай повитушку, готовь колы-белку, готовь кормилку!..
– Да вымолви, что деется в Княжеском тереме?
– Скоро наступит раздолье! выживем крест с родного холма! Князь с Княгинею спор ведут: как звать, величать будущего сына. Княгиня говорит Скиольдом, именем Свенским-крещеным – да не разорить ей нас! Князь хочет звать Туром… Чу, подняла плач и вопль, взбурилась!.. взбурился и Князь! – чу, клянет он ребенка! «Провались, утроба твоя!» – говорит… Ступай, ступай, Нелегкий, несись за баушкой-повитушкой!..
Крикнул снова филин в трубе Княжеского терема, застонал, обвел огненными очами по мраку, хлопнул крылом; завыл сторожевой пес, вздрогнул глухонемой привратник, молния перерезала небо, Перун-Трещица круто заворотил коней, прокатился с конца в конец; припали Киевские люди, творят молитву.
– Недоброе деется на белом свете! – проговорила душа, а сердце замерло.
Зашипело снова над Княжеским теремом, застукали темные речи, как град о тесовую кровлю.
– Здорово! совсем ли?
– Ступай принимать! все что в утробе, все наше!..
– Ну, добрая доля! как же проникнуть мне в Княжеский терем?
– Вот скважина возле трубы, да щель, да гнилой сердцевиною вдоль перекладины, прямо накатом, по стенке, да в угол…
– Да кто тут пролезет!.. словно уж в тереме нет ни окна, ни дверей…
– Много, да святы: крест на кресте!.. Ступай же, ступай, повитушка, покуда певень не повестил полночи… Эх растолстела! скоро тебя и простыми глазами рассмотришь!..
– Ну, так и быть… э! завязла!..
– Свернись похитрее да вытянись в нитку, а я с конца закручу да словно в ушко и продену сквозь терем.
– Шею свернул, окаянный!..
Филин на трубе взмахнул крылом, крикнул недобрым вещуном; вспыхнуло, грянуло в небе; прокатился грохот между берегами Днепров