Степной пояс Евразии: Феномен кочевых культур

Евгений Николаевич Черных

Великий Степной пояс Евразии. Протянулся на восемь тысяч километров от моря Черного на западе вплоть до моря Желтого на крайнем востоке континента, а его площадь охватывала не менее 8 миллионов квадратных километров. Степной пояс с V–IV тысячелетий до н. э. вплоть до Нового Времени (XVI–XVII вв.) служил истинным доменом, где зарождались культуры кочевых и полукочевых скотоводов. Борьба между ними и оседлыми культурами очень часто принимала крайне жестокие формы. Их «звездным часом», но и «лебединой песней» явилась всеохватная империя Чингис-хана и его наследников. В трех частях книги – «Картины исторические», «Картины археологические» и «Русь, Россия и Степной пояс» – представлено широчайшее полотно феномена этих культур с V тыс. до н. э. вплоть до современности.

Евгений Николаевич Черных

Степной пояс Евразии: Феномен кочевых культур

Введение

Степной пояс: геоэкология, системы жизнеобеспечения, культуры

Трагический тринадцатый

Тринадцатый век в сознании множества народов Евразийского материка предстал как один из самых кровавых и трагичных во всей долгой истории крупнейшего континента нашей планеты. Ключевым событием этого времени, конечно же, явились молниеносные и всесокрушающие нашествия степняков – стремительных монгольских всадников-кочевников. Всего за несколько десятилетий территория их завоеваний покрыла такие пространства, что все произошедшее не просто удивляло, но и потрясало неправдоподобием гигантского охвата. Воля покоренных степными всадниками прочно сложившихся и казавшихся несокрушимыми государств будто бы по мистическому мановению оказалась повергнутой буквально в паралич. Порой возникало впечатление, что некоторые из подобного рода социальных объединений даже не пытались сколько-нибудь активно сопротивляться.

В долгой исторической памяти тех народов, которые не только в научной, но даже в популярной беллетристике привычно относят к разряду «цивилизованных», обыкновенно всплывают картины прошлого, обильно окрашенные кровью и мраком тотальных разрушений. Подобными воспоминаниями наполнены не только письменные источники, но также изустные сказы и эпические предания.

«Кто эти исчадия? Откуда явились эти нелюди? Из каких пустынных глубин? Не из диковинной ли и проклятой Богом страны Тартар? Говорят, что эти дьявольские создания питаются мертвечиной и изъясняются на никому неведомом языке. Только за тяжкие грехи наши мог Господь наслать на нас эту адскую напасть». Примерно такими смятенными загадками в XIII столетии мучились многие властители христианской Европы вплоть до крайнего европейского запада – Британских островов. Сходные стенания слышались в те времена и по множеству областей Азии.

Однако, как это нередко случается, страшные трагедии по прошествии некоторого времени могли обернуться даже неким позитивом. Кровавый ужас XIII века привел в одном, но очень важном аспекте именно к похожему результату. Тогда в понимании ряда представителей интеллектуальной элиты подчиненных монголами стран стало пробуждаться осознание громадности евразийского мира. Сам мир как будто несоразмерно раздвинулся, стал более прозрачным и понятным; и это повело к формированию нового взгляда на окружающий мир, к иным принципам ориентации и оценок.

Вспомним, к примеру, видного перса Рашид-ад-дина, первого везира при дворе ильханов – монгольских завоевателей и властителей Ирана; заметим при этом, что кроме своего незаурядного придворного статуса его, бесспорно, можно относить также и к разряду выдающихся историографов Средневековья. Вот как – уже в самом начале XIV века – представлял себе этот персидский историк, по сути, заново открывшийся перед ним гигантский мир:

«Прежде всего, надлежит знать, что в каждом поясе земли существует отличное друг от друга население, одно оседлое, другое кочевое. Особенно в той области или стране, где есть луга, много трав, в местностях, удаленных от предместий городов и от селений, много бывает кочевников, – что мы наблюдаем в пределах Ирана и во владени