Больное сердце (сборник)

Татьяна Юрьевна Соломатина

«Русская литература всегда отличалась тем, что в нее приходили из медицины талантливые писатели. Но среди них не было авторов-женщин. Со своим взглядом на коллег и на пациентов, со своей жизненной философией. Теперь есть Татьяна Соломатина, книги которой не выпустить из рук, пока не прочитаешь последнюю страницу. С женской беспощадностью она говорит о врачебном цинизме, а ты понимаешь, что сей цинизм – форма самозащиты тех, кто постоянно сталкивается с чужой болью, с кровью, со стонами, видит жизнь на грани смерти и ответствен за чужие судьбы. И при этом доктор, который для пациентов – бог, параллельно живет обычной жизнью – у него дети, жены и вечная нехватка денег. Татьяне Соломатиной удается, возможно, самое трудное в творчестве: показать слабость и силу богов», – написала Наталья Нестерова. В книгу вошли три новеллы писательницы, ставшей одним из главных литературных открытий последнего времени: «Постоянная переменная», «Сонина Америка», «Больное сердце».

Татьяна Соломатина

Больное сердце (сборник)

Постоянная переменная

Столько событий за целый год —

Убито много людей

Разными скучными способами.

На каждый утонувший пароход —

Сто человек с насморками,

И пятьдесят – с поносами.

Из них сто двадцать восемь —

Неизлечимы.

Из них восемнадцать – мужчины.

Папа Хэм любил корриду.

Оставшиеся в живых

Борются со СПИДом.

Вот такие дела —

Наступил Новый год.

На пристани ждет

Свежепокрашенный пароход!

1. Ответственный дежурный врач

Петр Александрович смотрел на жену. Во сне она была особенно некрасива. Куцые седые волосы размазались по белой наволочке. «Как свалявшаяся собачья шерсть», – подумал он и тут же больно получил в солнечное сплетение от совести.

– Черт! – Все еще красивый форматный мужчина без малого шестидесяти лет ойкнул и присел на краешек кровати.

– Петенька, опять болит? – произнесла женщина сквозь сон. – Проклятая язва! Почему ты себя не бережешь? Разве в новогоднюю ночь некому дежурить? – Она привстала и нежно погладила его по щеке.

– Света, ты прекрасно знаешь, что праздничные дни, а особенно – ночи, в роддоме наиболее ответственны.

– И больше в Новый год дежурить некому? – в который раз спросила жена, заранее зная ответ.

– Некому, Свет.

– А Ленка твоя?! – Она встала, набросила халат и начала причесываться перед зеркалом.

«Господи, если бы не эти клочкастые спутанные пейсы»…

– Эй, о чем задумался?! А Ленка твоя?!

– Ленка «моя», как ты ее изволишь величать, – начмед. А им по штату не положено ночных дежурств.

– А заведующему родильно-операционным блоком положено?

– Положено. И еще сверху придавлено.

– Вот-вот… А что тогда твоя Ленка там по ночам делает, если ей не положено?

– Елена Николаевна по ночам роды принимает, оперирует своих девочек или если особо сложные случаи.

– И свои девочки и особенно особо сложные случаи, – насупилась жена, – возникают именно на твоих дежурствах?

– Не только. Поверь, она бывает в роддоме по ночам гораздо чаще, чем я. – Он улыбнулся через силу. «Ничего, еще полчаса, и ты уйдешь на работу. Всего тридцать минут между туалетом-ванной-кухней, и все», – проматывал он спасительную мантру.

– Я сварю тебе овсяной каши.

«Успокойся, продукты успеешь купить по дороге, а уж девочки сообразят». Он мечтательно улыбнулся.

Надо сказать, что Светлана Григорьевна, почтенная супруга Петра Александровича, мать двоих взрослых сыновей и четырежды бабушка, совершенно зря ревновала своего мужа к Елене Николаевне. Это было так давно, что уже могло считаться археологическим артефактом. Сто лет назад, когда Санька и Ванька еще пускали пузыри в близнецовой коляске, а Петр Александрович был молодым тридцатилетним, хотя уже и многоопытным хирургом, в родильный дом – еще не этот – пришла совсем юная ординатор Елена Николаевна. У нее была русая коса до пояса, стройные ноги, тонкие запястья и совершенно правильные черты лица. Будучи классически красивой женщиной, она отнюдь не производила подобного впечатления. Все благодаря пресной близорукости глаз. Но она была покорна, позволяя Петру Александро