Девяносто шестая женщина

Леонид Васильевич Соловьев

«… – Ваш рапорт не обрадовал меня, товарищ Ходжаев, – сказал начальник (он был памирец и заметно растягивал окончания слов) – Стыдно, товарищ Ходжаев, весьма даже стыдно! Ваши рапорты похожи один на другой, как горькие листья тополя. Когда же вы, наконец, пришлете мне виноградный листок?

Выговор начался неторопливый и чрезвычайно вежливый. Подкараулив паузу, Садык попросил слова для объяснения.

– Товарищ начальник, – сказал он, волнуясь, – в нашем кишлаке девяносто пять женщин, и все закрыты, – как могу я узнать под паранджой девяносто шестую? На базаре мы покупаем лепешки из одной корзины, мы встречаемся в переулках – и я уступаю дорогу. Когда я иду по улице, то все видят меня издалека, а я, как слепой, ничего не вижу под черными сетками! Вы знаете меня, товарищ начальник, я был рядом с вами во многих боях, но что я могу сделать…»

Леонид Соловьев

Девяносто шестая женщина

Садык Ходжаев, милиционер Чоракского сельсовета, весь перетянутый новенькими желтыми ремнями, вошел, отбивая шаг, в кабинет начальника, чтобы получить очередной, пятый выговор.

Все было знакомо и привычно ему в этом маленьком кабинете, плакаты, портреты, два скрещенных беговатской работы клинка, принадлежавших когда-то крупным басмаческим главарям, потускневший никель телефона, стопа разноцветных папок и, наконец, сам начальник – грузный и утомленный, с круглой головой, поросшей коротким седеющим волосом, с глубоким сизым шрамом через лоб и бровь до самого уха.

Садык вытянулся перед ним в струнку.

– Ваш рапорт не обрадовал меня, товарищ Ходжаев, – сказал начальник (он был памирец и заметно растягивал окончания слов) – Стыдно, товарищ Ходжаев, весьма даже стыдно! Ваши рапорты похожи один на другой, как горькие листья тополя. Когда же вы, наконец, пришлете мне виноградный листок?

Выговор начался неторопливый и чрезвычайно вежливый. Подкараулив паузу, Садык попросил слова для объяснения.

– Товарищ начальник, – сказал он, волнуясь, – в нашем кишлаке девяносто пять женщин, и все закрыты, – как могу я узнать под паранджой девяносто шестую? На базаре мы покупаем лепешки из одной корзины, мы встречаемся в переулках – и я уступаю дорогу. Когда я иду по улице, то все видят меня издалека, а я, как слепой, ничего не вижу под черными сетками! Вы знаете меня, товарищ начальник, я был рядом с вами во многих боях, но что я могу сделать…

– Спокойствие, товарищ Ходжаев, – перебил начальник, влажно блеснув золотыми зубами, – спокойствие и выдержка. Мне хорошо известна ваша отвага, но в данном случае вы оказались не на высоте. Рядом с вами, в одном кишлаке живет злейший враг Советского государства, живет спокойно, как в собственном доме, и посмеивается над милицией! Позор, товарищ Ходжаев!

Предметом разговора был матерый бандит Али-Полван, грабитель и убийца, организатор басмаческих шаек, в прошлом – помощник знаменитого курбаши Муэддина. Его личный счет занимал сто двенадцать страниц плотного текста – налеты, грабежи, пожары в колхозах, расстрелы коммунистов, комсомольцев, председателей сельсоветов. И до сих пор не удавалось вручить ему на суде этот счет. Али-Полвана ловили уже два года, но безуспешно. В последний раз отряд милиции настиг его в ущелье Кок-Су. Он принял бой. Половина шайки полегла в перестрелке и в сабельном бою, половина сдалась, но сам он опять ушел, оставив по себе единственный след – глубокий сизый шрам на голове начальника. Через восемь месяцев стало известно, что он скрывается под женским покрывалом в горном кишлаке Чорак и руководит оттуда организацией новой банды. Садыку Ходжаеву как местному чоракскому жителю была поручена операция против Али-Полвана.