Каюта

Александр Михайлович Покровский

«Испытывали изолирующий противогаз.

Новенький.

Целый час

В нем песок перебрасывали.

И горячим кислородом

Дышали.

Градусов пятьдесят.

Я потом десять лет

Отхаркивался…»

Александр Покровский

Каюта. Книжка записей

Испытывали изолирующий противогаз…

Испытывали изолирующий противогаз.

Новенький.

Целый час

В нем песок перебрасывали.

И горячим кислородом

Дышали.

Градусов пятьдесят.

Я потом десять лет

Отхаркивался.

Веню волной стащило за борт…

Веню волной стащило за борт.

Не нашли…

Нас с Серегой отправили

К его жене,

Она открывает нам двери

И говорит:

«Наш папа еще не пришел».

А глаза уже безумные.

«– Когда вы преодолеете…»

– Когда вы преодолеете свое скверноступие? —

Говорил мне, курсанту, мой непосредственный командир,

И начальник,

И зам командира взвода

Во время строевых занятий на плацу.

И я безжалостно колотил ногами

И думал о том, как было бы славно

Поместить его среди кур

Тогда, только он взмахнет руками, —

И сейчас же вокруг него полетели-полетели

Перья

И пух,

Как из порванной перины.

Если корабль стоит на ремонте…

Если корабль стоит на ремонте,

На нем собирают всякую шваль.

Молодому лейтенанту

Годки темную в кубрике устроили.

Он их по подъему поднял —

Вот его и побили.

За ногу на трапе схватили —

Он и упал.

На другой день я к ним спустился.

Железный прут в газету закатал.

Первого же, кто бросился,

По морде…

В общем,

Встали,

Как миленькие…

«– Портрет вождя перекосоеблен…»

– Портрет вождя перекосоеблен – и ни одна блядь

Не удосужилась поправить! —

Это Вася Смертин надрывается насчет того,

Что портрет Ленина висит криво.

А в здании никого – все на занятиях, только юноша-дневальный.

А лето – и окна все открыты, и кажется,

Это кричит сам дом:

– Партрет важдя-я!..

А дом стоит на краю плаца, а вокруг еще много-много домов

И от стен тех домов отражается: – О-блин!

О-блин! —

Это эхо.

А потом он подходит к ребенку-дневальному, соблюдая дистанцию,

А ребенок пугается, глаза – плошки.

– Да вы не дневальный! Вы – хуй! Хуй!

А из окон: – У-й! У-й!

А в канцелярии женщина слышит.

Вася смущается, заглядывает туда: «Извините».

Осторожненько прикрывает дверь

И находит глазами мальчишку:

– Повторяю! Вы – хуй! хуй!

– «У-й! У-й!»

А после Васи Смертина был еще Валера Живодеров.

«На безрыбьи и жопа пирожок!»

«На безрыбьи и жопа пирожок!» —

Он любил это повторять.

Наверное, не сам придумал.

Куда ему,

Он же тупой.

А тут недавно сказали,

Что он умер.

По телефону разговаривал…

На строевых занятиях…

На строевых занятиях,

Когда «роба под ремень»,

Выступает соль на рабочем платье

И на спине

Собирается в кружева,

И получается рисунок —

Такая странная контурная карта.

Я всегда думал:

«Для чего все это? И к чему страдать в самое пекло?»

А офицер так увлеченно проводил с нами все это время,

Что пот струился и у него по вискам.

И я спросил его:

«Какой в этом смысл?»

А он мне:

«Никогда не жалей себя,

И тогда подчиненные выполнят для тебя любую глупость».

И я не жалел себя.

И мои подчиненные,

Глядя на то, как я сам себя так удачно насилую,

Выполняли любую глупость.

В автономке…

В автономке

Молодые матросы

На камбузе

Объедались так,

Что потом кому-нибудь

Обязательно вырезали аппендицит,

А над доктором шутили:

– Док! Когда отхватишь чего-нибудь?

И док говорил:

– Молодежь дозревает,

А желающим, из старшего поколения,

Могу отхватить хоть сейчас.

Офицеры…

Офицеры

Жаловались на неустройство,

На быт и все такое,

Но как-то робко так, неуверенно, сюсяво, забито.

И приехал генерал.

Всех построили сейчас же.

– Ну что вы тут ноете? – сказал генерал. – Что

Вы за офицеры! Вы офицеры или что?

Вот вам! – ткнул он в первого попавшегося. —

Родина дала квартиру!

– Никак нет! – завозражал тот. – Только общежитие!

– Ну вот! – не расстроился генерал. —

Родина дала вам общежитие!

Как