Заговор обреченных

Михаил Юрьевич Тырин

Михаил Тырин

ЗАГОВОР ОБРЕЧЕННЫХ

Из бара меня выкидывали впятером.

Справились бы и двое. Остальные просто не смогли отказать себе в удовольствии швырнуть пьяного в лужу.

Правда, пока тащили, я успел дать коленом между ног одному пузатому, а другому расквасил губу. И еще я успел подумать: да, легко выкидывать из бара человека, который неспособен за себя постоять. Сунулись бы они ко мне два часа назад, когда я еще не накачался...

Пока я лежал в луже, у меня было время поразмышлять, что делать дальше. Самое простое – кинуть булыжник в витрину бара и быстренько слинять. А если быстренько не получится? Нет, лучше пойти в другой бар, выставить халявную выпивку и после привести сюда десяток мстителей и заступников.

Впрочем, это слишком хитроумно для моей больной головы. Я решил просто уехать и пережить свой гнев и обиду в одиночестве.

Разумнее всего было бы вызвать такси или службу «пьяной эвакуации», но назло всем я решил ехать сам. Я забрался в машину, пачкая сиденья мокрой одеждой, и тронулся с места так осторожно, как никогда в жизни. В этот вечерний час по улицам бродило множество отдыхающих, и, клянусь, мне вовсе не хотелось никого давить. Пусть лучше меня остановит милиция, оштрафует, отберет права, закует в кандалы и отправит на каторгу – мне было все равно.

Плохо помню почему, но я направился на Варварин обрыв. В детстве мы с ребятами уезжали на этот неуютный и потому безлюдный пляж ловить крабов. В глубине души я надеялся, что встречу там какую-нибудь одинокую курортницу-москвичку, прекрасную и загадочную, которая поставила палатку вдали от шумных замусоренных пляжей и недобрых глаз. Я непременно подружился бы с ней, рассказал много интересного и посетовал бы на свою горькую судьбу, прижавшись к ее теплому животику.

Никаких пляжниц-одиночек, конечно, в наше время не водилось, но кто запретит мне мечтать?

Если смотреть на Варварин обрыв с городского причала, он кажется совсем близким. Однако, чтоб добраться до него, нужно объехать по краю бухты, а это километров десять, не меньше. И все по горам.

Я вел машину осторожно. Хотел сначала добраться, а потом уж, если судьба, упасть в пропасть или расплющиться о придорожный валун. Небо темнело, звезды исчезали широким фронтом от горизонта к берегу. Я обрадовался, когда в разрыве деревьев заметил далеко над морем грозовые всполохи. Гроза – это здорово, это весело.

Уже совсем стемнело, когда я остановил машину у самого края обрыва и начал спускаться по каменистой тропе к берегу. Небо сдавленно рокотало. В руке у меня булькала едва начатая литровая бутылка водки, которую я собирался прикончить в одиночестве и упасть у кромки берега, омываемый солеными волнами. Я чувствовал себя оскорбленным и обиженным на этот город, где можно просто вот так бросить человека в лужу почти ни за что.

Обрыв отделяла от воды узкая полоса гальки – настолько мелкой и ровной, что можно было бегать по ней босиком, как по песку. Я остановился там, где прибой едва доставал мои ботинки, и сделал большой глоток, от которого меня чуть не вывернуло наизнанку. В ту же секунду над головой загрохотало. Вот-вот мог начаться ливень.

Пусть меня убьет молния, подумал я. Или дождь смоет в море, и через много дней жители какой-нибудь рыбацкой деревушки обнаружат на берегу бездыханное тело молодого парня, с лица которого даже море не стерло печати черной скорби...

Я закрыл глаза и поднял руки, обратив ладони к небу. «Ну, бей, – сказал я молнии. – Бей скорее, пока я не передумал».

Молния ударила, но мимо. Я вздохнул и снова приложился к бутылке. Огни города дрожали и разбегались в моих глазах. Они были совсем рядом, казалось даже, что доносились звуки музыки из баров и дискотек, где жители Центральной и Северной России пропивали месяцами накопленное, дорвавшись до разухабистой и беззаботной курортной жизни.

Я сделал несколько шагов и оказался по колено в воде. Пусть она смывает грязь, которой я пропитался в луже. На макушку упала первая капля. Я хотел было принять еще глоток, дабы отметить начало дождя, но вдруг совер