Столичный оборотень
Олег Вячеславович Овчинников
«На небе ни облачка, однако цвета его навскидку не определишь. Диск солнца торчит в зените, будто приклеенный, но смотреть на него можно не щурясь и не моргая, как в детстве. Не потому, что стал невиннее и ниже ростом, а потому, что смог. Smog, вернее сказать. Привычный уже атрибут московского лета. В такую погоду достаточно провести на улице пять минут, чтобы всеми раздраженными слизистыми почувствовать, как автмобильные выхлопы смешиваются в воздухе с копотью тлеющих где-то под Шатурой торфяников. Словом, так себе погодка, и даже долгожданное солнышко…»
Олег Овчинников
Столичный оборотень
На небе ни облачка, однако цвета его навскидку не определишь. Диск солнца торчит в зените, будто приклеенный, но смотреть на него можно не щурясь и не моргая, как в детстве. Не потому, что стал невиннее и ниже ростом, а потому, что смог. Smog, вернее сказать. Привычный уже атрибут московского лета. В такую погоду достаточно провести на улице пять минут, чтобы всеми раздраженными слизистыми почувствовать, как автмобильные выхлопы смешиваются в воздухе с копотью тлеющих где-то под Шатурой торфяников. Словом, так себе погодка, и даже долгожданное солнышко…
Черт!
Я зашипел и осторожно потрогал ушибленную ногу. Вроде бы, ничего. Гнется, по крайней мере. Да и джинсы с новым разрезом или кожаной заплаткой станут только моднее. И все равно… Почему это случается именно со мной? Засмотришься на что-нибудь, забудешь смотреть под ноги, запнешься о бордюр… а ударишься коленкой уже о поребрик.
Да, если разобраться, только со мной это случается. Ни с кем, кроме.
Пока стоял на коленях, пока задумчиво щупал мениск и отряхивал штанину, несколько капель задорно шлепнули по темечку. Большинство затерялось в косичках, но одна, самая бесцеремонная, скатилась за воротник, заставив меня передернуть плечами. Хотя вообще-то на улице заметно потеплело. И посвежело.
Я медленно выпрямился и – ну ничему не учится человек! – уставился на небо.
Здесь оно было голубым, в редких перистых разводах, напоминающих скупо отмеренную, зато заботливо размазанную по тарелке порцию картофельного пюре в какой-нибудь студенческой столовой. И солнце по-прежнему висело прямо над головой, хотя светило не в пример ярче. Хватило пристального взгляда, чтобы заслезились глаза, – не хуже, чем от удара о… поребрик. Да-да, не нужно путаться в мелочах!
А вот туч не было совсем, так что откуда на меня капало, было неясно.
Тучи еще только собирались, набухая будущим дождем.
Я улыбнулся – что еще мне оставалось? – когда бойкая девчушка в веселенькой матроске подскочила ко мне с предложением немедленно отправиться на часовую обзорную экскурсию по рекам и каналам. Сесть в маломестный катерок на канале Грибоедова и через три дня вынырнуть где-нибудь в устье Неглинки, для экскурсии по которой больше подойдет батискаф? Нет уж, прошу покорно!
Я пожал плечами, девчушка в последний раз стрельнула в меня глазами, на сдачу, и отправилась отлавливать новую жертву в плотном потоке прохожих, которым – я давно перестал этому удивляться – не было дела ни до меня, невесть откуда возникшего посреди тротуара, ни до моей разбитой коленки.
Медленно и грустно я дохромал до ближайшего магазинчика, потянул на себя стеклянную дверь и, отстояв небольшую очередь, сказал продавцу в белом халате:
– Мне четыре по… пожалуйста, четыре пышки!
Прежде чем выполнить заказ, продавец смерил меня неприветливым взглядом и пригвоздил к полу вопросом:
– Москвич?
Черт! А ведь мне казалось, я быстро исправился. И все равно – дурак, мог бы сообразить: раз на вывеске над входом написано «ПЫШКИ», то глупо требовать от хозяина заведения пончиков.
Вместо ответа я сокрушенно пожал плечами. Москвич? Можно и так сказать… Не скажешь же, в самом деле, «красностреловец».
Продавец не сложил – побросал в прозрачный пакетик четыре посыпанных сахарной пудрой колечка и не опустил – швырнул его на прилавок.
Но чего стоит косой взгляд и недовольное брюзжание за спиной в сравнении с щекочущим ароматом свежевыпеченной сдобы? Первое колечко я нетерпеливо вытянул из пакетика прямо в маг