Вечерник

Владислав Юрьевич Дорофеев

Основная часть стихов для книги Владислава Дорофеева «Вечерник» написана в относительно короткое время, за шесть лет. Значительная их доля – духовного содержания. Добавлен ряд первых поэтических текстов автора, прошедших испытание временем, и переводы нескольких пронзительных стихотворений последнего европейского романтика финляндского классика Й. Л. Рунеберга.

Книга адресована почитателям и ценителям русской поэзии.

Владислав Дорофеев

ВЕЧЕРНИК

моим родителям

От автора

По установившейся традиции поэтический сборник начинают статьей, направляющей читателя, объясняющей читателю в нескольких словах особенности творчества незнакомого автора, или, что реже, автора уже известного. Впрочем, особенного в ней смысла нет. Но встречная привычка делает свое дело. А по своей склонности, я сам пишу начальную статью. В данном случае, она будет коротка, всего абзац.

Вслед за одним из своих наставников, Эдуардом Бабаевым, я также убежден, что всяческие «—измы», течения и школы – есть лукавство и суета. Потому что всякий отдельно взятый литератор – это отдельная литература. Другое дело, кто литератор, кто нет? Время даст ответ.

Перед вами, русская поэзия Владислава Дорофеева.

Автобиография

Умирать не хочется, а надо. Лучшее противоядие от смерти и забвения – поэзия. Цель моих поэтических опытов чрезвычайна проста – я хочу остаться в истории, в истории русской словесности, в частности. Но не в тщеславии дело, а в жажде настоящего результата. Ведь не все пустоты, которые образуются после смерти человека, заполняются. Я хочу свою будущую пустоту заполнить, забить по макушку листами, исписанными стихами и прозаическими текстами.

Странно, но меня никогда не тянуло участие в поэтических/литературных течениях, организациях и пр., собственно, меня во всю мою жизнь, прошлую и нынешнюю не тянуло в компании, школьные, профессиональные, питейные, кружки, клубы, организации, команды и пр. Меня всегда тянуло одиночество, а не друзья, тем паче соперники. Не потому что я кого-то боялся, кроме Бога, вряд ли. Но я не верю в споры, соперничество и конкуренцию, ибо это все суть земные, сиюминутные проявления человеческих слабостей. Человек рождается не ради спора с себе подобными, но ради осуществления задачи, поставленной ему Богом. А споры и соперничество отвлекают.

Мне всегда совершенно хватало себя, мне интересны исключительно внутренние горизонты души. И проявилось это чувство довольно рано, причем, болезненно, поскольку чужаков не любят и чураются всегда, а в детстве их еще и бьют физически. Есть фотография меня пятилетнего, отец с приятелем, еще какие-то малые дети, я стою в стороне, независим выражением и позой. Такая тяга к независимости и отъединенности проходит через всю мою жизнь. Как я понимаю, эта внутренняя поза и составляет одно из оснований поэтической натуры, натуры поэта.

Наверное, это очень плохо, но, как мне представляется, родился я случайно, у восемнадцатилетней красивой телеграфистки и блестящего молодого лейтенанта военной авиации. Сохранилась фотография, они под ручку у памятника Ленину (через «i»), в Киеве, в начале шестидесятых годов прошлого века, меня не видно, но я уже где-то там присутствую. Замечательная пара, хороши очень. Родители довольно скоро развелись. Потом несколько лет бессмысленных – за лучшей жизнью – метаний по квартирам, стране, республикам, людям и не очень, и я, как тряпичная кукла, рядом болтаюсь, как тростник от быстрого бега. По причине или нет, но мне доставалось в нежном возрасте за любые провинности, которые, я хорошо это помню, никогда не были со зла. Потому несправедливых побоев я не забыл. Не получается. Кажется, я много болел, однажды, проболев почти полгода, умудрился за оставшиеся месяцы перейти в следующий класс. Учился хорошо, старательно, хотя знаний получил мало, по причине скверных школ и учителей, среди которых не запомнил ни одного хорошего, а плохих помню. Одну, с узкими злыми губами, которая меня высмеяла перед всем классом не только за то, что постоянно тянул руку с места, что