Осень в карманах

Роман в новеллах в жанре псевдомемуаров. Автор рассказывает о детстве в дачном Комарове, о жизни в Петербурге, о буднях преподавателя филологии и внезапно прославившегося писателя, о несчастном браке и счастливой «парижской любви».
Щедро перемежая свой рассказ анекдотами из жизни друзей и коллег, иронизируя над собственными слабостями, Аствацатуров заставляет читателей ломать голову: было или не было на самом деле то, о чем он пишет то с горьким юмором, то с веселой горечью?
***

Андрей Аствацатуров в эфире «Эхо Москвы» об обложке книги:

«Обложку делал замечательный, на мой взгляд, московский дизайнер Андрей Бондаренко, который делал две мои другие обложки, который вообще очень много чего хорошего сделал для нашего книжного мира, иллюстрировал и Мишель Фуко и Чорана… На самом деле он иллюстрировал очень многих авторов, которых я читал с огромным удовольствием, его обложки. Вот и много моих друзей. Здесь изображен человек похожий на… на самом деле это я в такой матросской тельняшке и свитере, в таком матросском беретике, в белых штанах. Я куда-то иду. И тут такая петербургская улица. Судя по конфигурации, это возможно улица Куйбышева. Но там почему-то торчит не только Петропавловская крепость, но и Эйфелева башня. Такой немножко серый мир. Я тут немножко цветной, прошитый дождем и какими-то такими странными молниями.

Это на самом деле фотография, которую сделал, кстати, интересный писатель и фотограф Павел Вадимов, и журналист. Я снимался в любительском фильме «Керель», назывался фильм. Сняла Татьяна Фомичева, фотограф, под руководством Маруси Климовой. Это у нас была такая компания. И мы решили для себя снять фильм. Ну, мы потом его показывали. И он такой смешной, любительский. Я там сыграл роль матроса. Действие происходит в Бейруте зимой. А мы все это сняли на одной из набережных Петербурга, на какой-то набережной. Я уж не помню какой. Я там сыграл роль такого матроса. Это вот история, это фрагмент романа «Керель» мы экранизировали. Фассбиндер в свое время экранизировал роман и по странному обстоятельству он не экранизировал самый главный эпизод, центральный, ради чего роман был написан. Мы решили вот исправить эту ошибку и снять… У нас, конечно, не получилось, как у Фассбиндера, но получилась такая смешная пародия. Вот это как раз эпизод, где к матросам, которые идут, подходит такой гей. И вот это один из матросов, который хочет его заманить и убить на самом деле. Вот. Но я играю роль матроса Иона, который очень ненавидит этого гея. Это гей-армянин. Он торгует каким-то лимонадом, прохладительными напитками, пытается соблазнить матросов. Вот. А меня такое лицо очень здесь злое. Он мне не приятен. Но в итоге этого гея… Судьба его плачевна. Его убивает Керель, но все думают на моего персонажа. И моего персонажа повесили, вот этого… Где я марширую. Вот такой вот забавный образ».

***
Цитата:
«Один, толстый, в синем комбинезоне, расположился у окна напротив мамы и, подперев кулаком пухлую щеку, о чем-то глубоко задумался. Другой, худощавый, как только сел, сразу же достал из кармана своей грязной куртки газету и, развернув ее, углубился в чтение. Некоторое время оба молчали. Поезд равномерно притоптывал колесами. И вдруг тот, который читал газету, подал голос.
– Гляди-ка, Палыч, – он толкнул толстого локтем в бок.
– Чё? – с добродушным раздражением отозвался тот и лениво повернул голову. – Сеня, чё тебе всегда надо?
– Глянь, чего в газете пишут… Америка-то – самая богатая, а вон какие проблемы – безработица! – Сеня потряс газетой. – Довели людей до ручки – люди вон на улицу вышли с плакатами. И смотри, Палыч, чё у них написано! Надо же!
– Ну-ка, – Палыч наклонился и устремил взгляд туда, куда указывал Сеня.
Мне тоже захотелось посмотреть. Я сполз со скамейки и сбоку заглянул в газету. Грязный палец Сени указывал на фотографию. На ней я увидел людей с широко раскрытыми ртами. Некоторые из них подняли вверх кулаки. Другие держали в руках длинные палки с большими табличками. На этих табличках виднелись крупные буквы:
J O B!
Я не умел читать и не понимал, что они означают.
– Смотри – «ёп»! – тихо хихикнул Сеня. – Чего это они?
– Чего-чего, – пожал плечами Палыч. – Сам не понимаешь? Возмущаются люди…
– Вижу, что возмущаются. Я не понимаю, как в газету такое пропустили.
Толстый Палыч добродушно дернул уголком рта и отодвинулся к окну.
– Мама, а что значит «ёп»?! – громко спросил я.
Сеня и Палыч обернулись на мой голос. Они только сейчас заметили, что я стою рядом. Кто-то в вагоне, прямо у меня за спиной, коротко хихикнул.
– Что?! – мама подняла голову от книги и поморщилась. – Глупости не болтай!
Я понял, что спросил что-то не то.
– Почему глупости? – неожиданно обиделся Сеня. – Вон, сами гляньте.
Он протянул маме газету. Она мельком взглянула на фотографию и сухо сказала, как будто ни к кому не обращаясь:
– Это слово «джоб». По-английски значит «работа».
Сеня отобрал у мамы газету, недоверчиво посмотрел туда, потом хлопнул себя по лбу и громко расхохотался. Толстый Палыч у окна лениво улыбнулся. Я посмотрел на них, тоже засмеялся и сел обратно на свое место.
– Читать умеешь? – спросил Сеня, отсмеявшись.
Я помотал головой.
– Давай учись, – посоветовал он. – Будешь вон, как мама, умный…
Быть умным мне хотелось всегда, и в тот раз я наконец понял, что нужно для этого сделать, – нужно научиться читать».