Благословляю я свободу (поэмы)

Алексей Константинович Толстой

«Народ кипит, веселье, хохот,

Звон лютней и кимвалов грохот,

Кругом и зелень, и цветы,

И меж столбов, у входа дома,

Парчи тяжелой переломы

Тесьмой узорной подняты…»

Алексей Константинович Толстой

Благословляю я свободу (поэмы)

Грешница

1

Народ кипит, веселье, хохот,

Звон лютней и кимвалов грохот,

Кругом и зелень, и цветы,

И меж столбов, у входа дома,

Парчи тяжелой переломы

Тесьмой узорной подняты;

Чертоги убраны богато,

Везде горит хрусталь и злато,

Возниц и коней полон двор;

Теснясь за трапезой великой,

Гостей пирует шумный хор,

Идет, сливаяся с музыкой,

Их перекрестный разговор.

Ничем беседа не стеснима,

Они свободно говорят

О ненавистном иге Рима,

О том, как властвует Пилат,

О их старшин собранье тайном,

Торговле, мире и войне,

И муже том необычайном,

Что появился в их стране.

2

«Любовью к ближним пламенея,

Народ смиренью он учил,

Он все законы Моисея

Любви закону подчинил;

Не терпит гнева он, ни мщенья,

Велит за зло платить добром;

Есть неземная сила в нем,

Слепым он возвращает зренье,

Дарит и крепость и движенье

Тому, кто был и слаб и хром;

Ему признания не надо,

Сердец мышленье отперто,

Его пытующего взгляда

Еще не выдержал никто.

Целя недуг, врачуя муку,

Везде спасителем он был,

И всем простер благую руку,

И никого не осудил.

То, видно, Богом муж избранный!

Он там, по онпол Иордана,

Ходил как посланный небес,

Он много там свершил чудес,

Теперь пришел он, благодушный,

На эту сторону реки,

Толпой прилежной и послушной

За ним идут ученики».

3

Так гости, вместе рассуждая,

За длинной трапезой сидят;

Меж ними, чашу осушая,

Сидит блудница молодая;

Ее причудливый наряд

Невольно привлекает взоры,

Ее нескромные уборы

О грешной жизни говорят;

Но дева падшая прекрасна;

Взирая на нее, навряд

Пред силой прелести опасной

Мужи и старцы устоят:

Глаза насмешливы и смелы,

Как снег Ливана, зубы белы,

Как зной, улыбка горяча;

Вкруг стана падая широко,

Сквозные ткани дразнят око,

С нагого спущены плеча.

Ее и серьги, и запястья,

Звеня, к восторгам сладострастья,

К утехам пламенным зовут,

Алмазы блещут там и тут,

И, тень бросая на ланиты,

Во всем обилии красы,

Жемчужной нитью перевиты,

Падут роскошные власы;

В ней совесть сердца не тревожит,

Стыдливо не вспыхает кровь,

Купить за злато всякий может

Ее продажную любовь.

И внемлет дева разговорам,

И ей они звучат укором;

Гордыня пробудилась в ней,

И говорит с хвастливым взором:

«Я власти не страшусь ничьей;

Заклад со мной держать хотите ль?

Пускай предстанет ваш учитель,

Он не смутит моих очей!»

4

Вино струится, шум и хохот,

Звон лютней и кимвалов грохот,

Куренье, солнце и цветы;

И вот к толпе, шумящей праздно,

Подходит муж благообразный;

Его чудесные черты,

Осанка, поступь и движенья,

Во блеске юной красоты,

Полны огня и вдохновенья;

Его величественный вид

Неотразимой дышит властью,

К земным утехам нет участья,

И взор в грядущее глядит.

То муж на смертных непохожий,

Печать избранника на нем,

Он светел, как архангел божий,

Когда пылающим мечом

Врага в кромешные оковы

Он гнал по манию Иеговы.

Невольно грешная жена

Его величьем смущена

И смотрит робко, взор понизив,

Но, вспомня свой недавный вызов,

Она с седалища встает

И, стан свой выпрямивши гибкий

И смело выступив вперед,

Пришельцу с дерзкою улыбкой

Фиал шипящий подает.

«Ты тот, что учит отреченью —

Не верю твоему ученью,

Мое надежней и верней!

Меня смутить не мысли ныне,

Один скитавшийся в пустыне,

В посте проведший сорок дней!

Лишь наслажденьем я влекома,

С постом, с молитвой незнакома,

Я верю только красоте,

Служу вину и поцелуям,

Мой дух тобою не волнуем,

Твоей смеюсь я чистоте!»

И речь ее еще звучала,

Еще смеялася она,

И пена легкая вина

По кольцам рук ее бежала,

Как общий говор вкруг возник,

И с