Назад к книге «Вечерний день» [Михаил Климман]

Вечерний день

Михаил Климман

Старинная шкатулка, купленная знатоком-коллекционером, оказывается, имеет не только материальную ценность… В ней скрыто то, что должно изменить весь ход истории.

Но открыть ее невозможно – нужно знать хитрый замысел мастера.

Вот эту задачу и должен решить пожилой коллекционер. Но не слишком ли это рискованно? За короткое время на глазах обладателя этим сокровищем погибают несколько людей. Кто-то очень заинтересованный в секретном документе постоянно наблюдает за ним.

Кому доверять, если даже любимая женщина оказывается замешанной в этом деле?

Михаил Климман

Вечерний день

Глава 1

Платонов вышел из машины, расплатился с шофером и аккуратно, пытаясь не попасть ногой на лед, отправился домой. С товаром он никогда, если позволяли объем и вес, не подъезжал прямо к подъезду. А объем и вес обычно позволяли – Владимир Павлович старался не работать с громоздкими и тяжелыми предметами.

Шкатулка, правда, оказалась довольно увесистой и неприятно била по ноге. Да книжку еще эту – «Код да Винчи» – он зачем-то прихватил с собой. Глупость какая-то – лишний килограмм оттягивает руку, а вместе со шкатулкой почти отрывают плечо. Захотелось старому дураку почитать модный бестселлер. А если еще и лифт с утра так и не работает, то топать на восьмой этаж сталинского дома с высокими потолками – удовольствие ниже среднего.

Подъезд уже был виден как на ладони, когда пролетавший мимо джип обдал Платонова фонтаном той гадостной смеси, в которую превращают снег на дороге выхлопные газы, химические реагенты и колеса автомобилей. Владимир Павлович успел зажмуриться, чем и спас глаза, чертыхнулся и, болезненно поморщившись, вытер лицо рукавом пальто.

В таком привычном способе – приезжая домой, выходить несколько раньше, а не у своего подъезда – были свои плюсы и минусы. Минусы были налицо, точнее, на лице, а плюсы… Платонов надеялся, что никто из его соседей так ничего и не знает про его увлечения и страсти. В квартиру он никого не впускал, да никто особенно и не просился, так только, могли зайти спросить соли или спичек, которые у Владимира Павловича всегда были, и он их всегда давал. А по подъезду и лестничной площадке он ничего крупного не носил. Небольшие свертки – вроде дед из магазина пришел, купил себе кефиру или хлеба, на крайний случай веревку с мылом.

Последнее время и эти походы за спичками прекратились. Квартира напротив стояла пустая уже несколько месяцев – хозяйка, жившая с дочерью то ли в Варшаве, то ли в Кракове, перестала ее сдавать приезжим и выставила на продажу. Где-то раз в две-три недели Платонов видел незнакомых людей, входящих и выходящих из этой квартиры, которых сопровождал обычно вертлявый человек лет сорока, наверное, представитель фирмы-риелтора.

Было понятно, что скоро его уединению наступит конец – квартира, хоть и однокомнатная и на последнем этаже, но с большой кухней, в хорошем доме и на тихой улице в центре, долго стоять непроданной не могла. А жаль…

Правильней всего было, конечно, купить эту однушку самому, чтобы никто и никогда не мешал, но, с одной стороны, метража у Владимира Павловича хватало с избытком, а с той же стороны, демонстрировать кому-нибудь, что у него есть «такие» деньги, было нельзя.

Он кивнул сидящей в будке консьержке киргизке и прошел к лифту. Многие во дворе возмущались, что все дворники, консьержи и уборщицы в подъездах теперь были гастар-байтерами, но Платонова это нисколько не волновало – каждый выживает, как может. Ведь не от хорошей жизни эти дети южных краев потянулись в страшно холодную для них столицу. Главное: дело делают и гораздо лучше, чем когда эти «должности» занимали местные алкаши. Теперь хоть по двору пройти можно.

– Давай я твой пальто почищу, – услышал он за спиной резкий голос с неприятным акцентом.

– Что? – не понял Платонов.

– Пальто дай. Чистить буду, – повторила жительница южных краев.

– Нет, спасибо, – Владимир Павлович отвернулся к лифту.

– Как знаешь, – совсем по-русски ответила женщина и закрыла свою каморку.

Платонов знал, что за чистку придется платить какие-нибудь смешные деньги, рублей двадцать – тридцать, но делать