Я – контрабандист

Андрей Неклюдов

«Контрабандист работает по страсти, по призванию», – писал в свое время Ф. М. Достоевский. Герой повести петербургского писателя Андрея Неклюдова «Я – контрабандист», молодой ученый, оказался вовлеченным в этот нелегальный промысел совсем не по призванию, а в силу жизненных обстоятельств, из отчаяния. Никогда прежде он не предположил бы, что очутится вдруг в экзотической Южной Корее с умопомрачительной (по его понятиям) суммой денег в карманах и будет, как прожженный коммерсант, закупать и прятать от таможни в трюмах судна громадные объемы контрабандных товаров. Никогда не предположил бы, что окажется на грани катастрофы, что ему и его компаньонам будет реально грозить уголовное наказание…

Автор исследует болезненное и печальное явление нашего времени – то, как борьба за выживание, погоня за добычей деформируют личность, ведут человека к профессиональной деградации.

«Повесть написана ярко, сочно, в ней множество юмористических сцен. Но по прочтении последней страницы вспоминается знаменитый пушкинский вздох: боже, как грустна наша Россия!»

(Елена Холшевникова «Просвещенные меценаты», СПб Ведомости, 25.02.1998)

Андрей Неклюдов

Я – КОНТРАБАНДИСТ

Посвящаю моему дяде

Леониду Владимировичу Ризину

ЛИНИЯ СУДЬБЫ

Ту-154 медленно и неотвратимо выкатывается на взлетную полосу. Ясно обозначаются в темноте два ряда огней, уходящие далеко вперед, словно линия судьбы. Сквозь иллюминатор я вижу ясную круглую луну, с холодным равнодушием ожидающую предстоящее действо.

Сколько раз я вот так же сидел в самолете, нацеленном в ту или иную точку страны, но никогда не находился я в таком состоянии, как сейчас: состоянии человека, скользящего вниз по ледяной горе и уже не способного затормозить.

Самолет замирает и наполняется гулом. Он напоминает мне зверя, шумно дышащего, подрагивающего, готовящегося к чудовищному броску в девять тысяч километров (расстояние от Пулково до Владивостока)…

Мне было лет четырнадцать, когда моя старшая сестра не то в шутку, не то всерьез взялась расшифровывать замысловатые паутинки линий на моей доверительно раскрытой перед ней ладони. Итак, жизнь будет долгой, обдавая ладонь своим теплым дыханием, сообщила сестра, здоровье также не должно подкачать, а вот линия судьбы… В линии судьбы она углядела некий разрыв (зигзаг, скачок в сторону или что-то в этом духе).

Почему я об этом вдруг вспомнил? Ведь я не очень-то поверил тогда, а тем более не верю сейчас в подобные вещи. Сестра же, оказывается, и вовсе не запечатлела в памяти тот эпизод и уверяет даже, что гадать по руке она никогда не умела.

Но разрыв произошел…

Гул реактивных двигателей достиг самой высокой и напряженной ноты. Незримая сила прижала меня к спинке кресла, за стеклом понеслись огни, побежала темная земля, все быстрее, быстрее… Неуловимое мгновение – и они уже далеко внизу. Далеко, как далека для меня сейчас вся прежняя жизнь, институт, геология…

Я – ГЕОЛОГ

Объяснение в любви

Наверное, я фанатик.

Помню, как еще мальчишкой на уроках географии я впадал в мечтательный дурман, оцепенело уставясь на какую-нибудь картинку с изображением безвестного озера, отражающего горную гряду, или заснеженной, предрассветной, щемительно синей тундры. И вот уже на поверхности озера появлялось и мое отражение, а на нетронутой снежной целине тундры – мой глубокий след (а в моем дневнике – очередное замечание о невнимательности на уроке).

А с каким благоговением извлекал я из черного бумажного пакета присланные дядей Сеней, маминым братом, геологом, фотографии. Они и по сей день стоят у меня перед глазами: белесые палатки на темном фоне хвойных дебрей; резиновая лодка, груженная ящиками и людьми, несущаяся по всклокоченной реке; вытаращенные глаза и не вместившиеся в рамки кадра рога вьючного оленя; карабин на плече моего дяди и большие сибирские лайки, с таким же обожанием глядящие на бородатых мужественных людей, с каким смотрел на них я.

В свою первую поездку в тайгу я, девятиклассник, зачисленный на лето маршрутным рабочим в настоящую геологическую партию (спасибо дяде!), дублировал отбираемые геологом образцы и пр