Женись, я все прощу!

Алина Кускова

Насте Белкиной не повезло. Девушка опять влюбилась не в того парня. Ее любимый не только лучший журналист, но еще настоящий бабник и закоренелый холостяк. Кому же поплакаться – подушке или подружке? Конечно же, на помощь придет женская дружба. И тогда этот браконенавистник никуда не денется – влюбится и женится. Только сначала… на подруге Люсе. Для перевоспитания. А уж та устроит медовый месяц с полной сменой холостяцкой обстановки… Люся покажет ему все ужасы неудачного брака, а прелести счастливого воплотятся с Настей. В общем, ради подруги Люся готова на всё!

Алина КУСКОВА

ЖЕНИСЬ, Я ВСЁ ПРОЩУ!

Вместо предисловия

В начале девятого утра в районной газете «Знамя труда» спали даже мухи. Полусонная уборщица грузно поднималась по лестнице, при каждом шаге жалуясь на радикулит. Кому она рассказывала о своих мучениях, было непонятно, – во всем здании царило безлюдие. Медленно, но верно она дошла до входной металлической двери и загремела связкой ключей. Едва попав одним из них в нужное отверстие, она услыхала доносившиеся изнутри звуки неопределенного характера. Серафима Ильинична вытащила ключ из замочной скважины и сунула туда глаз. Без очков она видела не дальше своего носа, поэтому для наведения резкости сощурила глаз в щелку. Но внутри коридора, не имеющего ни одного окна, была такая темень – хоть коли€ полуслепой глаз, хоть не коли€, разглядеть что-нибудь было совершенно невозможно. Она выпрямилась и прижалась к двери ухом. Но слышала старушка тоже довольно слабо. Немного успокоившись, она причислила неведомые звуки к случающимся в редакционных комнатах проделкам пресловутого привидения Черного Редактора. Повернула-таки ключ и открыла дверь.

Первым делом Серафима Ильинична включила свет, огляделась – никого и ничего. Так и есть, подумалось ей, Черный Редактор забавляется. Она достала из сумки серенький халатик, надела его и направилась к своему кабинету из двух каморок: кладовки с вениками, тряпками и моющими средствами и туалета. Засучив рукава и громко напевая веселую песенку про бравого Мальбрука, собравшегося в поход, женщина взялась за уборку. Но уже на словах «уселся на коня» голос ее дрогнул и тряпка выпала из старческих рук. В туалете горел свет, и оттуда доносилось подозрительное сопение и кряхтение. Мысль о том, что привидение, как обычный человек, справляет там нужду, заставила усомниться в его подлинности. Она подняла с полу тряпку и, дополнительно вооружившись шваброй, с криком «Смерть оккупантам!» решительно толкнула дверь в туалет. Но вместо Черного Редактора ее взору предстал в позе эмбриона журналист Федор Смолкин, мирно сопящий и обнимающий унитаз. От возгласа он проснулся и теперь тер глаза, вглядываясь в резиновые боты у своего носа.

Память возвращалась к Смолкину медленно. Виной тому было выпитое накануне море вина, пива и водки одновременно. Праздновать День радио начали всем коллективом. Закончили… тут Федор напрягся, потому что дальше помнил смутно. Он ушел в туалет, а коллектив закрыл входную дверь, забыв про него. И Федору пришлось ночевать там, где пришлось. Можно было бы устроиться на стульях в коридоре, но вчера это как-то не пришло ему в голову. А сегодня болела спина, ломило поясницу и дергалась правая нога, которую он отлежал. В принципе, Смолкин не злоупотреблял, но праздники отмечал регулярно. Особенно когда было с кем. Вчера было. А сегодня, при этой мысли Смолкин поднял глаза на Серафиму Ильиничну, еще пока не с кем. Разве что… Нет, она явно откажется.

– И чего разлегся?! – возмутилась уборщица. – Ну-ка поднимайся и ступай домой к жене!

Смолкин усмехнулся. Старушка явно что-то путала. У него, закоренелого холостяка и ловеласа, никогда не было и не будет этой обременительной ноши, которая называется женой.

– Люся небось заждалась своего пропитушку, – бормотала Серафима Ильинична, помогая Смолкину подняться.

– Пардон, мадам! – Ее юмор показался Смолкину чересчур неуместным, если не сказать, черным. – О какой Люсе вы говорите?

– Допился, алкаш! – укорила его та. – Имени родной жены не помнит.

–