По слову Блистательного Дома

Эльберд Гаглоев

По слову Блистательного Дома #1

Грандиозные битвы народов и стремительные схватки виртуозных бойцов, состязание разумов и столкновение чар. И, конечно, герой, который, даже приобретя небывалую мощь, помнит о близких и, тоскуя о них в разлуке, больше всего хочет вернуться домой. А если для этого придется спасти мир – ну что ж, так тому и быть...

Эльберд Гаглоев

По слову Блистательного Дома

Пролог

Солнце тяжко светило в глаза.

«Убрать, что ли, – вязко шевельнулась мысль. – Лень».

И мужчина нехотя отодвинул голову, тяжелую, как валун, в спасительную тень.

Мощная волосатая рука протянулась, цепко ухватила прозрачный кувшин, и в высокий бокал, позвякивая в густом соке, посыпались кубики льда. Напиток сладким, мятно-пряным потоком мазнул по нёбу. Скользнул дальше.

«Хорошо».

По широким плитам груди вязко ползли сквозь густую черную поросль капли воды, накапливаясь в лохматом полотенце, наброшенном на чресла, собирались лужицами, просочившись меж жестких кудряшек на мощных мускулистых ногах тяжелоатлета.

«Бассейн – суррогат. На море хочу. А вот и поеду. Сегодня же. С делами решу. И поеду, – уже живее ворохнулось. – А то дурь какая. Пять километров в бассейне. А до моря... живого моря – час лета».

– Господин!

У входа на огромную белую веранду, нависшую над бездонной пропастью, склонился в поклоне мажордом.

«И не жарко ему?» – привычно удивился, глянув на фигуру борца, туго облитую темным френчем, ворот которого впился в начавшую жиреть шею. В галифе, в сапогах. Какой пень придумал? Да сам же и придумал. Не должно подчиненному быть удобно в присутствии господина.

– Говори, – разрешил.

– Магас просит принять его. – На безукоризненно набриолиненной голове мажордома сыграл солнечный зайчик.

– Хочешь посмотреть мне в глаза? – лениво.

– Не смею, господин, – не нарушая поклона.

– Не глуп. Зови.

Беззвучно пятясь, тот исчез.

Под вал палящего солнца шагнул другой. Такой же высокий. Но тощий. Нет. Перевитый жилами. Алое трико подчеркивает ломкую красоту умелого тела. Склонился в поклоне.

– Садись. Ах, да. Позволяю приблизиться.

Гибко выпрямился. Подошел, сел, не поднимая глаз. Верхнюю губу обрамили жемчужинки пота.

Тяжелыми ноздрями голый втянул аромат страха. «Боится? Или жарко?». Ноздри еще раз дрогнули. Довольно. Боится.

– Позволю себе доложить. У нашей группы все готово. Подготовительные мероприятия проведены в полном объеме. Можем начинать.

– Детали.

– Арфаны получили Камни и начали переброску. Берсы надавили на улаганов. Те приняли серебро.

– Сколько?

– Шестнадцать возов.

– Дай вдвое.

– Да, господин. Позволь продолжить.

Тяжелая голова качнулась. Слегка.

– Их идет двенадцать клунгов.

– Мало.

– Изменим, господин.

– Не менее двадцати.

– Тогда они откроют крепости берсам. Могут не согласиться.

Голый повернул голову. Тяжелым взглядом вмял в кресло.

– Пускай успеют. Не вымрут, если что. В клунгах достаточно девок. Злее будут.

– Еще идут хорвары. Они идут дешевле.

– Сгодятся. Сколько?

– Пятьдесят сотен.

– А как там этот, – щелкнул пальцами, – премьер-резидент?

– Проведена операция по выводу из Столицы. Реализуется стадия нейтрализации и замены.

– Я доволен. Отведай с моего стола.

– Не смею, господин.

– Боишься?

Алый быстро кивнул.

Голый привстал в кресле. Тяжеленная лапа мелькнула над кувшином.

– Теперь пей.

Он любил такие невинные шутки. Не для низших его питье. И горе тому, кто забудет. И смерть. Долгая и страшная. Непростое питье.

Жилистый наполнил бокал. Со страхом поднял к губам. Отпил. Подержал во рту, прислушиваясь к ощущениям. Быстро дернулся кадык. Незаметно облегченно вздохнул. Думал, что незаметно.

– Пей. Пей.

Голый встал. Упало полотенце. Гибко, незаметно поднял. Укрыл чресла. Так, стоя, он был еще огромнее. Фигура атлета.

Подошел к балюстраде, искрящейся на солнце белым камнем. Укрепился локтями. Глянул туда, где далеко внизу, полускрытая облаками, веселым серебром неслась в изломах ущелья блестящая нить реки.

– Подойди, – велел.

Алый подошел.

Великан глянул в лицо. Красиво очерченные губы, тонкий породистый нос.

«Красив, ка