Улица Проциона
Евгений Юрьевич Лукин
Любовь Александровна Лукина
«Летающая тарелка, металлически сверкнув в студеной синеве сентябрьского неба, скользнула наискосок над улицей и скрылась за шероховато-серой коробкой жилого дома. Прохожий охнул и, вздернув левый обшлаг плаща, уставился на оцепеневшую секундную стрелку.
– Да чтоб тебе повылазило! – плачуще проговорил он вслед инопланетному летательному аппарату и сплюнул в сердцах на асфальт…»
Любовь Лукина, Евгений Лукин
Улица Проциона
Летающая тарелка, металлически сверкнув в студеной синеве сентябрьского неба, скользнула наискосок над улицей и скрылась за шероховато-серой коробкой жилого дома. Прохожий охнул и, вздернув левый обшлаг плаща, уставился на оцепеневшую секундную стрелку.
– Да чтоб тебе повылазило! – плачуще проговорил он вслед инопланетному летательному аппарату и сплюнул в сердцах на асфальт.
Огляделся, ища свидетелей. Неподалеку, посреди намытого ветром островка палой листвы, стоял и смотрел в небо прозрачнобородый юноша с этюдником через плечо.
– А? Видали? – вне себя обратился к нему прохожий. – Ну вредительство же самое настоящее! Главное, только-только по радио время сверил… У вас тоже остановились?
Юноша очнулся и посмотрел на прохожего.
– Совершенная все-таки штука… – задумчиво молвил он. Но, к счастью, в этот момент листва под ногами крутнулась смерчиком, и конец бестактной фразы пропал в общем шелесте.
– Вот и я говорю: безобразие! – недослышав, выкрикнул прохожий. – Ну объясните вы мне: ну почему у нас все делается, я извиняюсь, через коленку? Людей, значит, выгоняем в степь, на Семь ветров, а нелюдь эту… На голову скоро садиться будут!
– Да неловко их как-то, знаете, в степь… – заметил юноша. Все-таки братья по разуму…
Прохожий злобно уставился на собеседника.
– Вот-вот… – скривившись, выговорил он. – Скажите лучше: привыкли перед иностранцами на брюхе ползать! В Америке бы, небось, пройди он вот так над крышами, поостанавливай всем часы – знаете бы что было? Он на посадку – а ему тут же иск на крупную сумму!.. – Прохожий снова взглянул на циферблат и скривился окончательно. – Стоят. До сих пор стоят…
– А у того мотор заглох, – сообщил юноша.
Прохожий оглянулся. Метрах в двадцати от них, ухватясь за полуоткрытую дверцу остановившегося «жигуленка», каменел в живописной позе только что, видать, выскочивший шофер с запрокинутым сливово-сизым лицом. Губы его свирепо шевелились.
Картина эта доконала прохожего.
– К черту! – взорвался он, снова поворачиваясь к юноше. – Вот устроить им митинг перед Думой!.. Ну невозможно же так!.. За каким дьяволом мы их вообще выбирали?
И, наподдав носком немодного ботинка скрутившийся за считанные секунды лиственный пригорок, весьма решительно зашагал прочь. Отойдя метров на десять, обернулся.
– А в следующий раз, – пригрозил он напоследок, – вообще голосовать не пойду!..
Юноша посмотрел ему вслед и, переведя ожившие к тому времени часы на пять минут вперед, двинулся в противоположном направлении. Вскоре он вышел на край странной площади, лежащей не по центру, а сбоку от проспекта и отделенной от полотна дороги двойным рядом елочек. Вымощенная бетонными квадратами площадь вздымалась посередине двумя волнами ступеней, вознося почти на трехметровую высоту блистающий мрамором цоколь огромного прямоугольного здания. По фризу, где ранее нависали глыбы идеологически выдержанного барельефа, ныне распласталась сияющая металлическая надпись «Отель „Галактика“». А с боковой стороны почему-то еще и по-английски – «Hotel Galаху».
Фонтан не работал. Вода в бассейне была подернута утренним ледком. Неподалеку от фонтана на бетонных квадратах стояли четыре дискообразных аппарата, причем крайний, судя по всему, только-только прибыл. Тут же, стараясь не слишком приближаться к инопланетной технике, прохаживался милиционер в черной меховой куртке, при кобуре и портативной рации.
В углу площади торчал полосатый штырь, увенчанный стеклянным плоским ящиком, на коем изображена была синяя буква «Т», а рядом с елочками приткнулись штук пять такси. Шоферы, собравшись в кружок, курили, ежились и посматривали неласково, ка