Диомед, сын Тидея. Книга 1. Я не вернусь
Андрей Валентинов
Древняя ГрецияМикенский цикл #2
Первая книга историко-мифологического романа Андрея Валентинова посвящена Герою.
А хорошо ли быть героем? Настоящим, с божественной кровью в жилах, да еще близким родичем самого Геракла? Наверное, хорошо, если не знать, что твое наследство – безумие, уже погубившее отца, делающее тебя пугалом для сверстников.
Диомед, сын Тидея Непрощенного, – один из величайших героев Греции, воспетый в «Илиаде» Гомера. Но Диомед – герой романа – еще не знает об этом. У него другие заботы – кровная месть, преследующая его за грехи предков, первая битва, первая победа, дружба с «дядей Гераклом» и Одиссеем, золотой царский венец. И – Троя.
Диомед, сын Тидея, идет на войну. Он знает, что не вернется.
Андрей Валентинов
Диомед, сын Тидея. Книга 1. Я не вернусь
В остром копье у меня замешен мой хлеб.
И в копье же из-под Исмара вино.
Пью, опершись на копье!
Архилох
Ни очага, ни закона,
ни фратрии тот не имеет,
Кто межусобную любит войну,
столь ужасную людям.
Гомер. Илиада, Песнь IX
Навплия
(Кифаредический ном[1 - Кифаредический ном – повествование, сопровождаемое игрой на кифаре.])
Я понял – возвращаться незачем.
Незачем – и некуда.
Он лежал посреди шатра, густой ворс ковра жадно впитывал кровь.
– Этот?
– Этот, ванакт…[2 - Ванакт – дословно господин, владыка – титул, условно аналогичный императорскому.]
Пальцы еще жили, цепляли воздух, словно пытаясь ухватить что-то невидимое, уходящее навсегда. Жили – но из пустых глазниц, равнодушных, холодных, на меня уже смотрел Танат Жестокосердный. Ярость ушла, и на мертвом окровавленном лице не осталось ничего, кроме этого взгляда. Я с трудом заставил себя смотреть, не отворачиваться. Рыжий бородач показался знакомым, я уже где-то видел этого верзилу…
В Аргосе? В Микенах? В Калидоне?
Недвижные глаза – маленькие пустые зеркальца – притягивали, не давали думать. Танат не спешит. В этот раз он промахнулся. Но будет следующий, затем еще, еще…
Рядом нетерпеливо вздохнули. Мантос, старший гетайр[3 - Гетайр – дословно «друг», в данном случае – телохранитель.], недоуменно скреб бороду – такую же лохматую, как у мертвеца, но только черную. Старшой охраны не понимал, зачем ванакт так долго разглядывает мертвеца. Живые смотрят в глаза живым. Покойникам же нет части в этом мире.
Я очнулся. Нет, этого рыжего я видел впервые. Просто он был похож. Очень похож – лохматый, заросший бородой, в одной набедренной повязке – старой, потертой. И даже его кинжал, казалось, вышел из одной кузни с теми, другими. Дорогой кинжал, не в Аргосе отливали. И не в Микенах. Хеттийский? Да, кажется…
– Кто еще знает?
Старшой покачал головой – тратить слова на такой ответ не полагалось. Итак, не знают. Убийцу пытались перехватить у самого шатра – как раз после заката. Он был ловок и смел, посланец Таната Жестокосердного. Городские ворота, где стража из местных, лагерные, где уже стоят мои парни, – прошел, проскользнул, прополз. Или, может быть, морем? Но у берега тоже стража.
В шатер он все-таки ворвался – умирающий, залитый кровью.
Ему не хватило нескольких шагов.
Рука уже не дрожала. Пальцы застыли, так и не разжавшись…
– Уберите. И чтобы никто не видел.
На этот раз гетайр даже не стал кивать. Закапывать не станут – море рядом, привяжут к ногам пару камней побольше да потяжелее…
Неупокоенные, кому не досталось жертвенной крови, блуждают безлунными ночами вдоль дорог, подстерегая нас – тех, у кого кровь еще горяча. Этому придется тревожить дно морское…
Я хотел поблагодарить, но вовремя спохватился. За такое не благодарят. Гетайры просто не поймут. Ведь они охраняют не ванакта, не богоравного правителя Аргоса, а родича. Родича, которому грозит беда.
Когда в Калидоне мне попытались навязать охрану, я удивился. Удивился, затем возмутился…
Хотелось вновь заглянуть в мертвые глаза, но я уже знал, что там: ледяная усмешка Таната и его неслышное «жди». Он терпелив, посланец и бог Смерти. Я тоже должен быть терпеливым. Не вышло в этот раз – выйдет в следующий…
* * *
За пологом шатра меня встретил вет