Год Дракона

Вадим Давыдов

Здесь отлично понимают: державу строит школьный учитель. Здесь самая модная одежда для мужчин – мундир с воротником-стойкой. Здесь учат и воспитывают детей – им дарят знания, а не побрякушки и гаджеты, защищают их от стихии, а не от жизни. Здесь знают – всё, что ты можешь оставить детям, не боясь сделать их преступниками и лежебоками, это истина: тебе ничего не принадлежит, кроме славы, которую нужно заслужить, и чести, которую следует блюсти. Здесь гордятся орденами, а не нулями на банковском счёте. Это Корона. Коронный Союз. Союз Короля и Дракона.

Волнующий и провокационный сплав – романтика и наука, жестокость и благородство, честь и предательство, справедливость и вероломство. Всё это – в романе «Год Дракона». Вы не сможете закрыть эту книгу, пока не перевернёте последнюю страницу!

Вадим Давыдов

Год Дракона. Роман в двух книгах

Памяти Орианы Фаллачи

Книга первая

Здесь отлично понимают: державу строит школьный учитель. Здесь самая модная одежда для мужчин – мундир с воротником-стойкой. Здесь учат и воспитывают детей – им дарят знания, а не побрякушки и гаджеты, защищают их от стихии, а не от жизни. Здесь знают – всё, что ты можешь оставить детям, не боясь сделать их преступниками и лежебоками, это истина: тебе ничего не принадлежит, кроме славы, которую нужно заслужить, и чести, которую следует блюсти. Здесь гордятся орденами, а не нулями на банковском счёте. Это Корона. Коронный Союз. Союз Короля и Дракона.

Волнующий и провокационный сплав – романтика и наука, жестокость и благородство, честь и предательство, справедливость и вероломство. Всё это – в первой книге романа «Год Дракона» – «Град вознесённый» Вадима Давыдова, автора трилогии «Наследники по прямой». Вы не сможете закрыть эту книгу, пока не перевернёте последнюю страницу!

Провинциальный пояс периферий (вместо предисловия)

Не призывая соотечественников «назад, в империю», хочу лишь заметить, что со времени провозглашения независимости Украины прошло 17 лет, «майдан» отодвинулся уже на четыре года, и сейчас нужна сильная оптика, чтобы разглядеть эту туманность, а сдвига нет в чем-то главном. Взамен есть прежнее и, увы, растущее ощущение страны как глубокой провинции. Различие в том, что по правую сторону Днепра Европа хотя бы сохранила в застывших и ветшающих монументах дыхание большой культуры, наследство Австро-Венгрии, а на левобережье ощущение провинции бывшей Российской империи (при смерти – СССР) много больнее и резче.

И все же имперские руины, как бы жалко они ни выглядели, горделивее и долговечнее архитектурного и – шире – бытийственного новояза, возникающего на территориях обособленных национальных государств. Они будто более насыщены энергетически, их распад происходит не вмиг. Гуляя по Черновцам, Львову, Киеву, понимаешь: всю геометрию здесь вычертила империя, все лучшее и прочное дала она, а вот от нынешней густопсовости вряд ли что и останется…

Вообще, ощущение провинциальности – специфически имперское чувство. Если оно есть – у человека был опыт империи. Вне империи не бывает провинций. То, что имеющий опыт империи ощущает как провинцию, называется на неимперском языке иначе. И вызывает иные чувства. Киев в этом плане подвержен двойному удару, ибо где-то здесь, вдоль столицы, по Днепру, проходит провинциальный пояс сразу двух периферий – двух империй: западной и восточной.

Опыт даже советского Киева – давит. В прежней системе координат (имперских, безусловно) нынешний город каштанов кажется невыразимо провинциальным. И потом, разве в нынешнем Киеве сконцентрирована суть подлинно украинского? Нет. Во Львове? Тоже нет: слишком ощутим привкус австрийских пирожных в том жизненном укладе.

Да что Львов, что Киев… Чтобы не давить на больную мозоль, возьмём город отдалённый – саму Вену, ощущения от поездки в которую у меня ещё живы. Нынешняя Австрия – ужатая до пределов немецкоязычных областей империи – не более чем придаток Германии, безуспешно пытающийся сохранить культурную специфику. Всё, что сохранилось в Австрии подлинно австрийского, сконцентрировано в Вене, остающейся реликтом империи, наподобие других ст