Будет немножко больно

Виктор Алексеевич Пронин

Можно, конечно, проглотить любую обиду, любое оскорбление, заткнуться и тихо сидеть в уголочке. А можно взять в руки оружие и покарать нелюдей, надругавшихся над твоей любимой женщиной. Андрей избирает второй путь и методично расправляется с насильниками. Извините, ребята, будет немножко больно. Вот тут-то обидчики, а среди них первые лица города, и засуетились. А следователь Пафнутьев, который должен взять мстителя, за спиной которого пять трупов, под стражу, – отпускает его. Он очень рискует, но в затеянной им игре без риска не выиграешь…

Ранее издавалась под названием «Женщина по средам»

Виктор Пронин

Будет немножко больно

* * *

Наверное, каждый время от времени стремится к какой-нибудь берлоге в стороне от больших дорог и суматошных городов, к берлоге, в которой можно спрятаться, зализать раны. А раны приходится зализывать всем – большой ты человек или совсем тебя не видать из-под куста. И только после того, как затянутся швы, окрепнет молодая кожа, срастутся мышцы на теле, на душе, в памяти, в отношениях с кем-то, после того, как мир снова сделается понятным и доступным, можно осторожно выбраться из укрытия, опасливо оглядеться и медленно двинуться к людям.

Была такая берлога и у Андрея. Он, правда, не знал еще, что это берлога, не мог называть ее берлогой, потому что не приходилось ему до сих пор прятаться от людей и зализывать раны. Пройдет немало времени, прежде чем до него дойдет – это Берлога. С большой буквы, потому что значение ее в жизни человека велико и постоянно. Конечно, он придет к этой истине, но лишь в том случае, если уцелеет, если подарит ему судьба годы, предназначенные для прозрения. А может, и не подарит.

Он приехал со Светой на мотоцикле в маленький домик на окраине деревни уже под вечер, когда садилось солнце, где-то за лесом мычали коровы, когда в воздухе разлилась благодать, тепло и мягкий свет, какой бывает разве что на иконах. Но вот-вот должен был начаться дождь – тучи шли за ними до самого города. Избушку оставил ему дядька, уехав в Москву искать счастья и удачи. Дом поначалу решил продать, но предложили такую смехотворную цену, что, обидевшись, он не стал продавать вовсе. Подарил племяннику, то бишь Андрею. И ни разу об этом не пожалел. Теперь сам иногда наезжал сюда, вспоминал детские свои годы и это… Зализывал раны. Был дядька уже в том возрасте, когда понимают – это не просто избушка, это Берлога. Никто не знал, что она есть у него, и никто бы никогда не нашел его, заберись он сюда, спасаясь от закона, от начальства, от молодой жены, подозрительной и тщеславной.

Дом был небольшой, но сделан добротно. Была в нем одна комнатка с бревенчатыми стенами, кухонька, русская печь, терраска и хозяйственный двор, в котором когда-то водилась живность, а ныне свалены дрова, сено и тот инвентарь, без которого в деревне делать нечего, – косы, лопаты, топоры. И был еще запущенный яблоневый сад. И небольшая речка в ста метрах. И большак, недавно покрытый асфальтом. Проходил он в трех километрах от деревеньки, и водители, проносясь мимо, даже не подозревали, какие сказочные места начинаются за гривкой леса. Если свернуть вовремя, попасть на незаметную для чужого глаза тропинку, выключить мотор, то можно бесшумно скатиться под уклон в самую деревню, к избушке, во двор.

Вот так, выключив мотор, скатились на мотоцикле под уклон Андрей со Светой часа полтора назад и, сев у окна, смотрели на стену дождя, шелестящую на расстоянии вытянутой руки. В стороне начинался лес, у речки покорно мокло небольшое коровье стадо. В доме пахло сырыми бревнами и старым сеном, сваленным на чердаке. Там постоянно шуршало, шла какая-то жизнь, выяснение отношений…

– Сегодня Заварзин намекнул, что пора подумать о возвращении долга, – сказал Андрей. – Как видишь, наши опасения потихоньку сбываются.

– А что он имел в виду?

– Я тоже спросил… Сколько, мол, я тебе должен. Речь не о деньгах, говорит. Что касается денег, то как раз я тебе должен, зарплату, дескать, пора выдавать. Речь о другом.

– О чем же?

– Мы, говорит,