Билет на ладью Харона

Василий Звягинцев

Одиссей покидает Итаку #10

Ответ «черного интернационала» на захват Сергеем Тархановым изобретателя «Гнева Аллаха» профессора Маштакова не заставил себя ждать. Полномасштабная войсковая операция в Пятигорске подтвердила: отныне игры со временем и научные эксперименты переходят в фазу создания супероружия, что приведет к войне за мировое господство. Победит в ней тот, кто первым рискнет шагнуть за грань. Куда? В прошлое? В будущее? В чужую реальность, однажды увиденную Тархановым и почему-то показавшуюся странно знакомой? Однако не обернется ли это еще большей бедой как для самих участников «похода за пределы», так и для мира в целом?

Василий Звягинцев

Билет на ладью Харона

– О Боже, – вскричал я в тревоге, – что, если

Страна эта истинно родина мне?

Не здесь ли любил я и умер не здесь ли,

В зеленой и солнечной этой стране?

    Н. Гумилев

Мы пришли в этот мир на битву,

А не на праздник.

    Н. В. Гоголь

Глава первая

Оставив на степной дороге автобус с группой захвата, пленным профессором и его лабораторией, Сергей Тарханов (для окружающих – полковник Арсений Неверов) пересел в свой «Мерседес». Лихо, с писком покрышек и веером песка из-под колес, развернулся. Впереди его ждал Пятигорск, Татьяна и две недели безмятежного отпуска.

Слева, из-за гряды поросших гривками жидкого леса холмов, поднималось солнце.

Тарханов привычно взглянул на часы. Ровно пять.[1 - См.: Звягинцев В. «Дырка для ордена».]

Ехать ранним утром по южной степи в открытой машине – совершенно особенное удовольствие, которое трудно объяснить тому, кто не испытал этого наяву. Ну как передать все это: мягкий гул мощного мотора, свист срывающегося с рамы лобового стекла встречного ветра, рокот покрышек по не слишком гладкому асфальту, изумительные оттенки неба, пока еще ярко-голубого, с легкой зеленцой, а на западе вообще густо-синего, но на глазах выцветающего под лучами набирающего силу солнца.

Солнце, как дуга электросварки, отчетливо дающее понять, что часов после девяти оно покажет в полную силу, что такое настоящая жара, но и сейчас уже припекающее вполне прилично.

Само собой – запахи степных трав. Они растут по холмам и ложбинам, очень разные, то гуще, то реже, оттого вдруг накидывает на тебя то тревожный запах полыни, то отцветающего чабреца, шалфея, зверобоя, еще каких-то разноцветных, неизвестных по названию столбиков и метелок. Блеснет у обочины болотце или ерик – и тут уже мгновенный всплеск пахнущей камышом и гниющей травой сырости.

И снова бьет в лицо сухой и горячий ветер.

На спидометре – девяносто километров в час, больше и не нужно, спешить некуда и незачем, да и думать на отвлеченные темы на такой скорости удобнее, чтобы не улететь невзначай с дороги на внезапном повороте или поздно замеченной выбоине, которые здесь, увы, встречаются часто и бессистемно.

Пятигорский радиоцентр, как и много лет назад, по утрам передавал классическую музыку, и слушать «Послание к Элизе» Моцарта было приятно и не отвлекало ни от мыслей, ни от управления машиной.

А подумать Сергею было о чем.

Это ведь не просто так – выслушал то ли бредовые, то ли вполне достоверные рассуждения господина Маштакова и забыл о них, перейдя к текущим проблемам жизни.

Профессиональная составляющая случившегося минувшей ночью Сергея сейчас интересовала мало. Порученное ему дело практически сделано, объект акции задержан вместе со всем своим имуществом и следует по назначению с надежной охраной. А вот вброшенное им сомнение действует сейчас на мозг Тарханова, как азотная кислота на проволочку во взрывателе замедленного действия.

Сказано, будто и между прочим, что он (а возможно, и Ляхов тоже) вследствие контузии, вызванной срабатыванием придуманного сумасшедшим изобретателем устройства для очищения территории Палестины от евреев, приобрел какие-то совершенно неожиданные свойства. И вступил в какие-то новые отношения с тем, что принято называть временем. Которое просто и понятно, но ровно до тех пор, пока не начинаешь задумываться, что же оно на самом дел