Бегущей строкой
Елена Сергеевна Холмогорова
Елена Холмогорова – автор десяти книг прозы и эссеистики, многолетний ответственный секретарь и заведующая отделом прозы журнала «Знамя», преподаватель литературного мастерства, член Совета экспертов Национальной литературной премии «Большая книга».
В сборник эссе «Бегущей строкой» вошли размышления о многих значимых жизненных проблемах и мемуарные заметки: рассказ о предках – московской художественной и музыкальной интеллигенции, о подмосковных дачных традициях, о жизни в тверской деревне, о любимых книгах и тайнах творчества, о редакторской кухне и лингвистических казусах.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Елена Холмогорова
Бегущей строкой
Жизнь (моя и всякая) есть смена дней и ночей, дел и отдыха, встреч и бесед, удовольствий и неприятностей, иногда называемых событиями; есть беспорядочное накопление впечатлений, картин и образов, из которых лишь самая ничтожная часть (да и то неизвестно зачем и как) удерживается в нас; есть непрестанное, ни на единый миг нас не оставляющее течение несвязных чувств и мыслей; беспорядочных воспоминаний о прошлом и смутных гаданий о будущем; а еще – нечто такое, в чем как будто и заключается некая суть ее, некий смысл и цель, что-то главное, чего уж никак нельзя уловить и выразить…
Иван Бунин. Жизнь Арсеньева
ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ПРОГРАММА ПРАВИТЕЛЬСТВА МОСКВЫ
Выпуск осуществлен при финансовой поддержке Департамента средств массовой информации и рекламы города Москвы
Фото на обложке Арины Перцевой
© Холмогорова Е.?С., текст, 2022
© Оформление. ООО «Бослен», 2022
«Я на твоем пишу черновике…»
– Но ты же умер! – я ему сказал.
А он: – Не говори, чего не знаешь.
Олег Чухонцев
Он теперь небожитель, и это не кощунство – всего лишь житель неба. И если я не могу о нем плакать, мне остается только о нем писать.
Честно говоря, Миша мало что делал в доме. Но подтягивать гири наших старинных часов – была его семейная обязанность. Теперь нужны мои усилия, чтобы время не останавливалось.
* * *
В декабре 2016-го у него уже не было сил украшать елку. Но я заставила себя заказать – как всегда большую, живую. Наряжали внуки. Мишина фамильная гордость: две игрушки, сохранившиеся от века девятнадцатого. Картонная красная коробочка: на ней мальчик в матроске держит связку сосисок, на которую с вожделением смотрит сидящая рядом собака. Игрушка была с секретом: потянешь за нижнюю часть, и окажется, что связка сосисок вдвое удлиняется. А еще стеклянная трубка – изогнутая, потертая, бывшая золотая с черным мундштуком. Каждый год, доставая ее из ватной колыбели, я неизменно говорила: «Мишенька, она рано или поздно разобьется – не огорчайся». И вот он вынул трубку, развернул, гордо поднял, чтобы показать внукам, и она выскользнула из его уже слабых и ощутимо подрагивавших рук. Я засуетилась утешать и подметать осколки, он тоже бодрился. Но я поняла в тот момент: это последний его Новый год. Думаю, и он понял. Уверена. Жить ему оставалось в наступающем году ровно месяц. До 31 января.
* * *
11 января был страшный приступ. Ночью, как обычно, в предрассветный, около четырех, но зимой угольно-черный час. Сколько раз художники и киношники говорили, что у него лик святого, но так никто и не запечатлел. Я надела ему в ту ночь крестильную рубашку, осторожно, чтобы не сдвинуть маску ИВЛ, который работал уже на пределе. Он весил 47 килограммов, переворачивать с боку на бок было легко.
* * *
Последние десять дней мы прожили в хосписе. Я привезла полную машину: раскладушку накрыла домашним пледом, на стол поставила ноутбук и разложила рукописи – работу мою никто не отменял. Посуду, конечно. Даже неизменную ежевечернюю игру скрэббл взяла с собой. Близость врачей и морфия подарили нам покой и странное ощущение счастья. Я услышала, как Миша сказал по телефону приятелю: «Нет, я не рвусь домой. Где мы с Аленой вместе, там дом». Тогда я еще умела плакать. Поэтому надо было сдерживаться. По многу раз на дню. И отшучиваться на слова: «Если я неровён час помру… заведи кавалера, обещаешь?»
* * *
Хотелось о многом поговорить, как будто не наговорилис
ЛитРес