Усы
И вечерняя хмарь над овсами
Все густеет, дорогу темня,
И отец с молодыми усами
Из-за тына глядит на меня.
Виктор Кочетков
За овсами вниз катится солнце,
Из-за тына в дорогу светя.
По-ребячьи ушами в оконце
Шевелю я, отца веселя.
Хорошо у родного порога
Замечать, как ложатся теня,
И, похоже, стареет немного,
Засыпая в растениях тля.
Птичьи песни звучат надо мною,
Все сильнее, все тоньше звеня.
Я шагаю тропинкой степною,
Себя быстрой походкой гоня.
На дворе с губ попросится слово,
И, ни капли душой не кривя,
Будет слушать и плакать корова,
Своей юной душою ревя.
Посмотрю-ка на даль за дровами…
У поленницы сяду, грустя.
Выйдет дед с не своими губами —
Пожилою ногою хрустя.
И как старца, по сути, немого,
Повзрослевшие ноги несли,
Так у сына, до боли родного,
Молодые усы проросли.
За знаниями
Вот она та керосинка,
За которой в сорок лет
Дед пошел, как по тропинке,
Постигая знаний свет.
Дмитрий Алентьев
Стало к вечеру смеркаться…
В доме стихло. Как на грех,
Кошка села умываться,
Пробуждая бабкин смех.
Ветер знаний дул за полем —
Ни проехать, ни пройти.
Сорок лет дед не был в школе,
Все не мог ее найти.
Говорила вслух старуха,
Что виной всему вино,
И шепнула мне на ухо:
– Погляди-ка, внук, в окно.
За окном скулила вьюга,
Как сто тысяч разных бед,
Керосинка шла угрюмо,
Семенил за нею дед.
Веселый Пушкин
Он, веселый,
с тросточкой железной,
Маленький курчавый человек.
……..
Браво, Пушкин!
Браво, Пушкин!
Браво!
Мы с тобой не пропадем во век.
Владимир Костров
Я присел у глыбы из гранита,
С грустью что-то начал вспоминать:
Как мне Пушкин был запанибрата,
Как друг другу были мы под стать.
Выйдем в высший свет мы с ним бывало,
Я прочту какой-нибудь стишок,
Он воскликнет:
– Браво, Вова!
Браво!
– Без оваций, – я скажу. – Сашок.
Мы бродили часто с ним на пару,
Близкие, как с грядки огурцы,
И косился лишь Дантес коварный,
Если нам кричали:
– Молодцы!
Время то, конечно, не вернётся,
Но тебе скажу, курчавый человек,
Что куда оно ни повернётся,
Я с тобой не пропаду вовек.
Мужики и бабы
Он всю ночь меня не отпускал.
Обнимал до пупрышек на коже.
Ну никто меня так не ласкал
Ни до мужика, ни после тоже.
Лариса Рубальская
Мне приснилась баба – не мужик,
Полная веселая, как люстра.
За ночь к свету сильно я привык:
Не пойму, как мог потом проснуться.
Да, такой был ласковый бабец,
Мы с ней оттопырились безбожно.
Но, как звали бабу, под конец
Вспомнить было просто невозможно.
Вот сидит и думает мужик
Мумрышки от этого по коже:
«Ну, к кому же я тогда привык?
Позабыть ее совсем негоже».
Тут звучит над миром женский крик —
Громче поэтического стона,
Чтобы с бабой встретился мужик,
Мол, куда мы друг без друга оба?
Так нашлись они – мужик и баба…
Гибель младенца
Лодку взмах весла торопит.
Спичка гаснет вдалеке…
Словно кто младенца топит
Ночью темною в реке.
Виктор Смирнов
Еду в лодке ловкий, тонкий,
На корме горит свеча,
А в руках ребенок звонкий
Извивается, крича.
Я и сам, его жалея,
Испускаю жуткий крик.
Я, мне кажется, вспотею,
Мертвеца увидев лик.
И невольно страшно стало
Мне топить богатыря,
И душа ворчит устало,
Что связался с этим зря.
Не забуду дни лихие,
На себя вдруг разозлюсь:
Чем стихи писать такие,
Лучше сам я утоплюсь.
Движение
Движенья не унять,
Не обуздать ничем,
И близких не обнять
Надолго, насовсем.
Евгений Артомонов
Лет сорок пять пахать
Могу без остановки,
И ночью отдыхать,
Мне кажется, неловко.
Я в магазин втеку
И попрошу светло
Свой килограмм песку.
Проверю, – полкило!
Иду! Сижу! Стучу!
Из дня шагаю в год.
Я скоро поскачу
И перелезу вброд.
О, скорость не поднять,
Не завязать нечем,
Меня нельзя послать
Надолго, насовсем.
Назначение языка
И хрен бы, Господи, со мною,
плоть немощна, а смерть мила —
язык навроде помела
метёт молитвою иною.
Юрий Дронов
Язык, как каждая метла,