Маски и лица

Макс Блэквуд

Наталия Сергеевна, учительница литературы, мечтает о творчестве, но живет в тени школьных будней. Игорь Владимирович, математик, прячет за маской успеха глубокую неуверенность и зависть. Михаил Петрович, историк, хранит страшную тайну, способную разрушить его мир. В замкнутом пространстве учительской, под гнетом аттестации, их тайные страхи и амбиции вырываются наружу, приводя к непредсказуемым последствиям. “Маски и лица” – это пронзительная история о том, как сложно оставаться человеком, когда детские травмы и несбывшиеся мечты диктуют правила игры. При написании использовалась нейросеть. ChatGPT.

Макс Блэквуд

Маски и лица

Звонок на перемену

Звонок пронзил гулкую тишину учительской, словно треснувшее стекло. Наталия Сергеевна, учительница литературы, вздрогнула и отложила в сторону потрепанный томик Цветаевой. Её пальцы, испачканные чернилами, нервно теребили закладку. Она ненавидела звонки. Они всегда напоминали о том, что времени катастрофически не хватает, а вопросов остается непозволительно много.

В учительской царила привычная полутьма, разбавленная тусклым светом одинокой лампы, свисавшей с облупившегося потолка. Запах старых книг, мела и дешёвого кофе создавал специфическую атмосферу, в которой смешивались усталость и раздражение. На стенах висели поблекшие плакаты с цитатами классиков и расписания уроков, давно утратившие актуальность.

В углу, у окна, курил Михаил Петрович, историк. Дым от его сигареты медленно расползался по комнате, оседая горьковатым привкусом на языке. Он смотрел в окно, на серый осенний пейзаж, и казалось, что видит там что-то, недоступное другим. В его глазах читалась усталость, граничащая с разочарованием.

– Опять двойка, – пробормотала себе под нос Наталия Сергеевна, глядя на стопку проверенных тетрадей.

Михаил Петрович повернулся к ней, выпустив облачко дыма.

– Двойка – это еще не трагедия, Наташа. Трагедия – это когда человек перестает видеть разницу между правдой и ложью.

– Легко тебе говорить, Михаил Петрович. У тебя история, а у меня сочинения. Сколько можно твердить одно и то же? Они же ничего не читают!

– Может, мы плохо объясняем? – тихо произнес Михаил Петрович.

– Нет, это они не хотят слушать! – вспылила Наталия Сергеевна. – Они уткнулись в свои телефоны и ничего не видят вокруг!

– Спокойно, Наташа, спокойно, – попытался успокоить её Михаил Петрович. – Не стоит так близко к сердцу принимать.

В этот момент в учительскую вошел Игорь Владимирович, математик. Его лицо, обычно сосредоточенное и невозмутимое, сегодня было каким-то особенно угрюмым. Он молча повесил свой плащ на крючок и прошел к кофеварке.

– Что-то случилось, Игорь? – спросил Михаил Петрович.

Игорь Владимирович вздохнул и налил себе кофе.

– Да так… ерунда. Родители опять жаловались, что я слишком строго оцениваю.

– Все они такие, – фыркнула Наталия Сергеевна. – Им всегда кажется, что их дети самые гениальные.

– Дело не в этом, – возразил Игорь Владимирович. – Дело в том, что они не понимают, чего я пытаюсь добиться. Я хочу, чтобы они думали, чтобы они не боялись решать сложные задачи. А они хотят только оценок.

– Добро пожаловать в реальность, Игорь, – усмехнулся Михаил Петрович. – Здесь всем нужны только оценки. Никому не интересно, что у тебя в голове.

Наталия Сергеевна вздохнула. Она знала, что Михаил Петрович прав. Школа давно превратилась в фабрику по производству оценок, а учителя – в обслуживающий персонал. И в этой системе не было места для творчества, для вдохновения, для чего-то настоящего.

– А помните, как мы мечтали, когда поступали в институт? – вдруг спросила Наталия Сергеевна, глядя в потолок. – Мы хотели нести знания, воспитывать новое поколение…

– Мечты, мечты, – перебил её Михаил Петрович. – Они разбиваются о суровую реальность.

– Не говори так, Михаил Петрович, – возразил Игорь Владимирович. – Нельзя терять надежду.

– Надежда – это роскошь, которую мы не можем себе позволить, – отрезал Михаил Петрович.

В учительской повисла тишина. Каждый думал о своем, о несбывшихся мечтах, о разочарованиях, о тех детских обидах, которые до сих пор саднили в д