До 1991

На смерть моей одноклассницы

Алёне Поповой

А ты как я – была счастливой,

Не огорчалась никогда.

Но вдруг на детские плечёнки

Упала тяжкая беда.

Надежды нежные вещали

О счастье  радостном, земном.

А ты усталая лежала,

Любуясь небом за окном.

А за окошком звёзды светят,

И, иногда, идут дожди,

И осторожно шепчет ветер:

«Живи, Алёнушка, живи!».

Ты просто хочешь улыбнутся,

Но вдруг испытываешь боль.

Вокруг тебя врачи толкутся,

Но ты – наедине с бедой.

И всё бледнее звёзды светят,

И учащаются дожди.

И не сдаётся только ветер:

«Живи, пожалуйста, живи!»

Но жизнь твоя снежинкой тает.

И ворон с неба крикнул:

– Кар!

От этой боли умирают

И тот кто молод, и кто стар.

Дрожишь. Отбросив одеяло

Рыдаешь:

– Мамочка, прощай!

И целый мир тебе как мама

В ответ кричит: не умирай!

А за окошком звёзды светят

И продолжаются дожди.

И птицей бьётся в окна ветер,

Крича: «Алёнушка, живи!!!»

Венки и гроб   обшитый красным.

И разрывает сердце боль.

И снег летит, такой прекрасный,

Как непрожитая любовь.

Снежинки ласково ложатся

На щеки бледные твои.

Ну вот и я… Давай прощаться…

…Живи, Алёнушка, живи…

    ноябрь 1986

Детство

Нахлобучив картузик в горошек,

Колупнуло запачканный нос,

И по лужам, в блестящих галошах

побрело меж поникших берёз.

Я его догнала, обласкала,

Попросила: пойми и прости…

А оно мне сердито сказало:

– Хоть до самого неба расти!

Задавайся невиданным ростом,

притворяйся в театре большой

и целуйся с парнишкою взрослым…

Я ж – навек остаюсь малышом!

И пошёл себе дальше по лужам,

унося безутешную грусть -

навсегда сиротлив и простужен

мой хранитель, мой гном-карапуз…

Пахла даль подгоревшей картошкой

испечённой в горячей золе…

…Где-то бродит картузик в горошек

на такой повзрослевшей земле…

    1989

Кильтечия

По сельским свалкам, задыхаясь,

Отравлена, больна, ничья

Ползёт, в камыш, в траву вжимаясь

Моя река – Кильтечия.

Её вода горька как слёзы,

Немой, слабеющий упрёк.

В ней – запах тины и навоза.

И  подыхающий малёк.

К её воде склонились ивы,

Как детки к матушке своей, -

Водой хрустальной их поила,

И в мире нет реки родней.

Из камышей утята крячут,

Они запутались в грязи.

Река бессильно, горько плачет,

Учуяв гибель впереди.

Грязь. Седина. Пески. Пустыня.

Земля безречна и ничья.

Все реки и моря больные

Как ты, моя Кильтечия.

    1990

«В жизни сбывается всё…»

В жизни сбывается всё,

Но всего – понемногу.

Чуточку детских желаний,

Обрывок мечты,

Юности грёзы…

И это не так уж и плохо:

Луг украшают не слишком густые цветы.

    1990

«Почему-то бывает…»

Почему-то бывает

Так как и не бывает,

Как никто не предскажет

И не загадает!

Вопреки всем законам

И мрачным прогнозам,

Только так, как хотелось

Молитвам и розам.

Совпадает всё точно

По формуле счастья,

Образуется жизнь

за участком участок.

Образуется, -

Чертям назло и на диво!

Несчастливый

Однажды проснётся счастливым.

И бескрылый

На самые звёзды слетает.

Но всё чаще бывает

Лишь так как бывает.

    1990

«Твой почерк – линии дождя…»

Твой почерк – линии дождя.

Стекают, душу леденя

Слова, осенние слова:

Я больше не люблю тебя.

Записка смята в колобок,

Слезами смочен уголок..

А между строчек – брезжит грусть:

Я всё равно к тебе вернусь.

    1990

«Листья жрёт…»

Листья жрёт

В поте лица

Злой урод, -

Гусеница!

    1990

«Белою кувшинкой коронована…»

Белою кувшинкой коронована

Речка у подножия села.

Летом – зацелована коровами,

А зимой от инея бела.

Потрясая огненною гривою

Моется в ней майская гроза.

И блестят из-за кустов игривые

Тёрна черноокие глаза.

    1990

«А ты давно ушёл. А я – осталась…»

А ты давно ушёл. А я – осталась.

И чувство как зеницу берегу.

Ты говоришь, что мы навек  расстались,

Я всё равно поверить не могу.

И больно так, что страшно быть живою!

Хоть закричи, хоть плачь, хоть  волком вой, —

А   небо не помирит нас с т