Чёрт, подмостный, домовой – кто ты такой?

Ирма Хан

Мара Ки

Жуткая книга (АСТ)

Не знаешь, что делать? Беги, собирая по пути товарищей по несчастью. Вместе не так страшно, верно? В тумане прячется зло, в прошлом – ключ к разгадке. Время разбрасывать камни, и время их собирать.

Ну, что может быть ужасного в заброшенной деревеньке с милым названием Чурмилкино? Страх поселился в глухих местах. Напитался чужими страданиями. Здесь оживают кошмары, черный кот говорит человеческим голосом, а на кладбище и вовсе… Слышите? Шорох. Ужас пробирает до костей, но бояться – поздно. Случайных попутчиков уже не остановить – им придётся идти до конца, иначе тайна этого места так и останется неразгаданной…

Валентин Денисов

Чёрт, подмостный, домовой – кто ты такой?

Жуткая книга

В оформлении книги использованы иллюстрации Олеси Генераловой

Иллюстрация на обложке Ирины Жарковой

© Ирма Хан, Мара Ки, текст, 2024

© Оформление ООО «Издательство АСТ», 2025

Пролог

Старик вышел на улицу и с наслаждением, полной грудью вдохнул свежий, бодрящий морозный воздух.

Осень на исходе…

Под яркими звёздами светло, как днём. В нескольких метрах от избушки вьётся речушка – красуясь лунной дорожкой, прячется под старый финский мост. Старик прислушался к едва различимым шорохам и улыбнулся:

– Погодите чуток. Сейчас хлеб из печи достану… Сейчас!

Сгорбившись и кашлянув в кулак, дед Матвей побрёл назад, к дому. У крыльца он ловко прихватил рогатину, скинул бечёвкой подвязанные башмаки и бесшумно, будто тень или призрак, скользнул внутрь. К печке. Чёрный кот, завидев хозяина, вскочил, выгнул спину и сладко зевнул, вонзив когти в шерстяное одеяло – мягкое, тёплое…

Шорох, монотонное бормотание, и вот уже плывёт по комнате дразнящий аромат свежеиспечённого хлеба. Старик отодвинул заслонку печи – отблеск пламени жадно скользнул по морщинистому лицу.

– Вот и угощение подоспело.

Дед вытащил круглый румяный каравай, смазал корочку сливочным маслом. Накрыл сверху льняной салфеткой – пусть отдохнёт, поостынет, пропитается, так ведь не только людям вкуснее…

Он неторопливо разложил на столе разноцветные ленты – одни узкие, другие широкие. Зажёг свечи. Свечи непростые – вручную скатанные из воска с травами (сам собирал, сам сушил), с душой да с наговором. Свеча трещит, от трав вспыхивает. Мозолистые пальцы старика с нежностью выбирают ленты, привязывая каждую к рогатине на своё место. Кот, мурлыча, трётся о ноги хозяина – волшебство чует.

Ловцом снов расцвело меж двух обструганных веток шёлковое разноцветье – любо-дорого посмотреть! В отблеске свечей затрепетали по стенам тени. Одна из них отделилась: щупленькая, востроносенькая старушонка в свободной одежде.

– А, пришла. Ты – первая, – усмехнулся дед Матвей.

– Пришла, пришла! – закивала головой старушонка и повела носом по сторонам:

– А чем это у тебя так вкусно пахнет?

– Да вот духам подмостным да лесным каравай испёк.

– Им испёк, а про меня забыл?! – тень недовольно задрожала, запрыгала по стене.

– Забудешь про тебя, как же! – хмыкнул Матвей и отломил небольшой кусок от каравая.

Встал и протянул к стене:

– Прими, подруженька, наш хлеб да с маслицем, да только из печи вынутый, для духов и тебя, Кикиморы, испечённый на радость, усладу, да на доброе к вам отношение.

Из стены вытянулась тощая ручонка с длинными костлявыми пальцами. Схватила хлеб из рук Матвея и исчезла в стене. Раздалось чавканье – будто ходит кто по болоту.

– Хорош хлеб-то!

– Заходи в следующее полнолуние на угощение.

– А молока, что ли, нет? – тень выросла и заползла на потолок, коброй нависнув над дедом. – Уж больно молочка охота.

– Сейчас крынку принесу.

Матвей направился в сени, принёс глиняный кувшин.

– Вот тебе молоко. Только ты уж не мешай мне…

– Это для лесных? – тень качнулась в сторону рогатины.

– Для них, – сухо кивнул старик.

С Кикиморой долгих да задушевных разговоров лучше не заводить. Даже приняв угощение, она всё равно остаётся лесной нечистью – холодной, голодной, не обласканной. Угостил и иди себе! Не то понравишься Кикиморе, и захочет она утащить на дно болотца кусочек тепла из живого мира…

Тень исчезла,