Кровавые легенды. Античность
Александр Матюхин
Владимир Чубуков
Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
Максим Ахмадович Кабир
Кровавые легенды
Когда мир был совсем молод, его окутывала тьма и населяли чудовища. Античность, бывшая колыбелью культуры и искусства, служила и колыбелью для невиданных и непостижимых ужасов, многие из которых пережили свою эпоху, таясь и поныне в самых темных уголках Земли. Крит – самый мистический остров Греции и крупнейший осколок некогда великой цивилизации. В его водах обреченный на смерть стремится найти вечный покой. Но в этом древнем краю смерть еще нужно заслужить. Пройдя вместе с котом-сфинксом сквозь царство Аида, столкнувшись с ненасытной бездной, древней сектой детоубийц и самим Легионом.
Прочтите эту антологию – и вы поймете, почему древние так сильно боялись темноты. В основу книги легли античные мифы об Аполлоне Ликейском, Ламии, Лигейе и библейская история о Гадаринском экзорцизме.
Максим Кабир, Александр Матюхин, Дмитрий Костюкевич, Владимир Чубуков
Кровавые легенды. Античность
© Оформление: ООО «Феникс», 2024
© Текст: Кабир М., Матюхин А., Костюкевич Д., Чубуков В., 2024
© Иллюстрации: Лоскутов К., 2024
© В оформлении книги использованы иллюстрации по лицензии Shutterstock.com
Все включено
Интерлюдия
Посадка на рейс Вроцлав – Ираклион совершается через выход С.
Работница аэропорта имени астронома Коперника одарила Иванова дежурным взглядом, посмотрела в паспорт и снова – на обладателя паспорта. Будто играла в игру «найди десять отличий». Равнодушие сменилось удивлением, немым вопросом: что, черт подери, с вами произошло? Иванов стойко выдержал взгляд, приподнял брови, как бы говоря: ну да, я скинул десяток-другой кило вместе с большей частью шевелюры и похож на собственное фото семилетней давности так же, как труп в могиле похож на снимок с надгробия. Вы меня раскусили, но давайте не будем заострять внимание, позади топчутся отпускники, желающие поскорее искупаться в море.
Работница аэропорта опомнилась и вернула Иванову загранку и билет.
– Хорошего полета, – смущенно сказала она.
Смущение, смятение, оторопь. Иванов ненавидел все это. Словно люди – те немногие, от которых он социальной изоляцией не смог скрыть секрет, – на миг становились зеркалами, отражающими чужую болезнь. Им было неудобно, хотелось уйти – ему тоже. Дискомфорт – как сидеть в самолете между двумя вертлявыми поляками. Жующие рты, крошево крекеров. Углы рук, завладевшие подлокотниками, укорененность, основательность, тупая уверенность, что они, рты и локти, тут надолго. Махина разогналась и воспарила. В иллюминаторе припадочно подрагивало серое крыло. Как обычно в небе, Иванова принялись одолевать мысли о катастрофе. Это было бы забавно, черный юмор Вселенной. Но, глянув в проход, поверх соседской лысины, Иванов отмел картинки массовой гибели. Красивая женщина укачивала младенца. Бабушка показывала внуку облако, похожее на кафедральный собор. Девочка смотрела влюбленно на своего лопоухого принца.
«Пусть себе будут», – разрешил Иванов.
«Эпл вотч» переключился на греческое время. Час вперед. Чуть ближе к смерти.
Иванов не брал с собой чемодан и налегке, с нетяжелым рюкзаком, вышел под палящее солнце. У аэропорта имени писателя Казандзакиса галдели туристы и важными животастыми птицами курсировали автохтоны. Иванов надел темные очки и направился к черному микроавтобусу, о котором говорил сотрудник агентства. Закружилась голова, подурнело резко – он называл приступы затмениями. Иванов протянул руку, ища опору, но борт автобуса был далеко. Он сел на корточки, покачиваясь болванчиком, и издал звук, с которым покойный Боцман, любимец бывшей жены, откашливал шерсть. В грудной клетке расцвел и завял огненный цветок.
– Вам плохо?
Симпатичная азиатка смотрела на Иванова обеспокоенно и протягивала бутылку с минералкой.
Он покачал головой, выпрямился, прислушался к организму и решил, что доживет до отеля.
– Перегрелись? – спросила азиатка.
– Я умираю, – ответил Иванов и сел в автобус.
Справа раскинулось Критское море: все оттенки синего, белая окантовка у скал. Ехали по серпантину, опасно кренясь к про