Другие пироги

мне повезло  потрогать пустоту,

вселенную заткнувшую за пояс,

через нее за поездом шел поезд,

там кожу, как с березы бересту,

за слоем слой  до самой сердцевины,

соленым смехом раны залепив,

снимали, не обрезав пуповины,

не возводя  себя в  суперлатив.

но там теперь другие пироги

пекутся в электрической духовке,

китайские на плечиках обновки,

отдали богу обжигать горшки,

в местах отхожих,  заменив биде,

бумаг рулоны,  мыло, полотенце,

вылизывают тщательно везде,

и на себя не могут наглядеться

в зеркальность  гладко выбритых яиц,

сосут взахлеб,  сосут  благоговейно,

уткнувшись носом  в ямку ягодиц

того, кто больше не "блюет портвейном".

и я там был,  испытывал оргазм,

и колотил об угол дома  душу,

пока не понял, что мне ссали в уши,

используя меня, как унитаз.

мне щекотали ершиком нутро,

мне забивали горло под завязку

божественной комедиальной смазкой

из бутылька с нашлепкой «божество».

Весенний снег (Казематы)

а  ты мне нужен, просто, ни зачем.

такой, как есть,

такой, каким не будешь,

вокруг меня  чужие ходят люди,

и плач чужой, и инородный смех,

а за окном моим весенний снег

хлопочет и встречает март безусый,

как снеговик растаял человек,

безвкусицу оставив после вкуса.

отшепчет март, прошелестит апрель,

разденет май сирень до сарафанов,

а я не знаю, как  дышу теперь,

но знаю, что  дышать не перестану

на автомате углекислый газ

в обмен на кислород отдам листочкам,

и постараюсь чтоб ни в бровь, но в глаз,

и если не строкой, то многоточием.

добить в себе того, кого люблю,

но нихрена похоже не выходит,

в который раз так беспардонно лгу

сама себе "при всем честном народе",

умение истерик избежать

еще не есть   свободное падение,

и, понимаешь, мне ведь наплевать,

обычный рифмоплет ты или гений.

и я, как снег, перетеку в ручей,

и понесу к реке попутный мусор,

да что ж такое? тысяча чертей!

ты нужен мне,

но

нах*й ты мне нужен?

Только радость

рассортировано лицо,

губам – улыбку, горечь – взгляду,

под взгляд – походную помаду,

небрежность легкая трусцой

от пяток до седой макушки,

волос секущиеся стружки,

по переносице веснушки,

в наполовину полной кружке

аперитив сверхзвуковой,

и пересортица внутри -

несоответствие снаружи,

учет давным-давно не нужен,

стирают в лужах снегири

в кровь перепачканные грудки,

насквозь прокусаны минутки,

между мишеней промежутки

неодинаковы, свет хрупкий

едва маячит впереди,

крапленое "не уходи"

расплющит бабочек в ладошке,

игра без кнопок на гармошке

не в  радость … , мать ее ити,

хрипит, пинком под зад подначит

бравурное "не надо сдачи",

и высокочастотно  плачет

в висках  "я жить хочу иначе",

но …ночь-фонарь-и-мотыльки.

Когда-нибудь попробую и я

когда-нибудь попробую и я

что это значит – взять и умереть,

вот я была и больше нет меня,

и никогда уже не будет впредь,

и пустота, заполненная мной,

скучать не станет, если вдруг уйду,

нелепо выглядит замок дверной

и ключ, не подходящий ни к чему,

чужие люди мой наполнят дом,

поставят в место новое кровать,

присядут на минутку за столом,

чтоб больше никогда не вспоминать

меня,

еще живущую во всем:

и в этих стенах, подранных котом,

и в зеркалах, и за большим окном,

и в небе, за невымытым стеклом,

и в скрипе постаревших половиц,

в искусственной пластмассовой сосне,

на фотокарточках, в каракулях страниц,

в забытом мной моем нелепом сне,

в моей смешной, но преданной любви,

к тому, кого не знала никогда,

когда -нибудь придется мне пройти

последний шаг отсюда в никуда

День психовал

день психовал,

процесс дискриминаций

не диктовал решения проблем,

спускался с гор курс бородатых акций,

и горы оставались не у дел,

шел на развал восточного базара

откормленный стареющий баран,

и чья-то машка, но без самовара,

крутила лотерейный барабан,

отцвел каштан,

заварен чай зеленый,

и, втихаря, в скучающем дворе

трепались на веревках, как зн