Время старого Бога

Себастьян Барри

Новый роман автора, книги которого дважды становились финалистами премии Booker, – это тончайшее кружевное полотно о любви, памяти, горе и давно похороненных секретах.

Полицейский Том Кеттл почти год назад вышел на пенсию и обосновался в съемной квартирке, расположенной в пристройке викторианского замка, с видом на Ирландское море. Долгие месяцы он ни с кем не разговаривал, да почти и не видел никого, разве что мельком – своего эксцентричного домовладельца и нервную молодую мать, недавно вселившуюся в соседнюю квартиру. Жизнь Тома осталась в прошлом, он живет, не различая реальности и воспоминаний – о любимой жене Джун, дочери Винни и сыне Джо. Они приходят ему и в снах, и наяву. Том ничего не ждет, ему достаточно глядеть в окно на пикирующую чайку, пить чай и вспоминать-вспоминать. Но однажды на его пороге объявляется парочка бывших коллег, желающих расспросить о деле десятилетней давности, так и оставшемся нераскрытым, с чем Том не смог смириться. И в настоящее Тома врываются темные завихрения его прошлого, которое он постарался забыть.

Блестяще написанный, идеально выстроенный, завораживающий роман, в котором тайна кроется в каждом абзаце, где все не то, чем кажется поначалу. “Время старого Бога” – о том, что мы пережили, в чем живем сейчас и что будет жить после нас.

Себастьян Барри

Время старого бога

Посвящается моему сыну Мерлину

Захочет ли единорог служить тебе?

    Книга Иова, 39:9

Sebastian Barry

Old God’s Time

Copyright © 2023 by Sebastian Barry

© Марина Извекова, перевод, 2024

© Андрей Бондаренко, макет, дизайн обложки, 2024

© «Фантом Пресс», издание, 2024

Глава 1

Еще в шестидесятых старый мистер Томелти прилепил к своему викторианскому замку несуразную пристройку. Была она небольшая, но с любовью обставленная – в самый раз для пожилого родственника. Деревянная отделка превосходная – одна стена обшита “декоративными панелями”, что отражали солнечные лучи, создавая мягкие, бархатистые переходы света и тени.

Здесь, в каморке с гулкой маленькой спальней и тесной прихожей и “пришвартовался”, по собственному выражению, Том Кеттл, с парой сотен книг, которые так и не удосужился достать из коробок, и двумя винтовками, еще с армейских времен. Книги помнили о прежних его увлечениях, давно им забытых. История Палестины, Малайи, старинные ирландские сказания, низвергнутые боги – в какие только дебри не заводило его в былые времена любопытство. Изначально сюда его привлек шорох морских волн под большим окном, но если на то пошло, ему нравилось здесь все – и псевдоготическая архитектура, даже непонятные зубцы на крыше, и солнечный дворик, защищенный с четырех сторон от ветра живой изгородью, и полуразрушенные гранитные волноломы вдоль берега, и суровый остров чуть поодаль, и даже искрошенные сточные трубы, выходившие прямо в море. Глядя в тихие лужицы, оставленные отливом, он переносился на шестьдесят лет назад и вспоминал себя впечатлительным ребенком, а отдаленные крики детей нынешних, играющих в своих невидимых садах, врывались в его воспоминания мучительным отголоском. Да уж, помучить себя он был мастер. Потоки дождя и света, отважные рыбаки, что наперекор стихии ходили на веслах к маленькой каменной пристани, своей опрятностью напоминавшей Нью-Росс, где он служил на заре своей полицейской карьеры, – все трогало ему душу. Даже сейчас, когда зима, казалось, упивалась своей суровостью.

Ему нравилось сидеть в выгоревшем на солнце плетеном кресле посреди гостиной, вытянув ноги в сторону приятного шума моря, с тонкой сигарой в зубах. Наблюдать за бакланами на россыпи черных камней слева от острова. Живший во флигеле сосед поставил у себя на балконе ружейную стойку и иногда вечерами стрелял по бакланам и чайкам, мирно сидевшим на скалах и далеким от людских страстей. Подбитые птицы валились, словно игрушечные утки в тире. Тихо, безмятежно – если можно безмятежно падать замертво. На острове он не был ни разу, но видел летом, как туда добираются на лодках. Гребцы налегают на весла, волны пенятся у бортов. Он там не был, да его и не тянуло, довольно с него и просто смотреть.