Магазин смерти Фудзитори

Дмитрий Токийский

Где-то в переулках Токио, куда не заглядывает рассвет, прячется магазин «Фудзитори». Его витрины запотевают кровью, а на полках стоят банки с мумифицированными надеждами: «Удача», «Память», «Месть». Но настоящий товар здесь – жизни.

«Контракт подписан. Рассвет близок. Ваше время на исходе».

Дмитрий Токийский

Магазин смерти Фудзитори

Глава 1: Первая слеза

Дождь обрушился на Токио словно небеса разорвали свои вены. Вода не стекала, а ползла по стенам, оставляя за собой слизистые следы, будто улитки-исполины проползли через весь город. Рейко шла по переулку Гиндзы, её кеды до нитки промокли продолжая хлюпать в лужах, от которых пахло ржавчиной и прокисшим молоком. Неоновые вывески мигали, как неровный пульс, их отражения в воде напоминали утопленников, тянущих к ней руки. Она прижимала к груди мокрое объявление, найденное под скамейкой в парке Инокасира: «Работа для тех, кто готов обменять завтра на сегодня. Спросите у дождя, где Фудзитори». Буквы расплывались, словно чернила смешались с её потом.

Магазин возник из ниоткуда – треск старых балок, скрип дерева, глотающего само время. Вывеска «Фудзитори» моргала неоновым светом, буквы покрыты паутиной, из трещин сочилась черная смола, витрины запотели. Рейко присмотрелась: капли стекали по стеклу, оставляя за собой прожилки. Она коснулась ручки двери – та была липкой, словно обтянута кожей.

Внутри воздух гудел как улей. Запахи ударили волной: ладан пережаренный до горечи, йод обжигающий ноздри и подкравшийся за ними сладковатый душок – как будто где-то тлели конфеты, обернутые в старую газету. За прилавком сидел человек, лицо которого скрывал веер. Не простой – сплетенный из желтых ногтей, каждый с черной точкой у основания. Ногти шевелились, словно жуки на булавке, щелкая по воздуху.

– Ты опоздала на тринадцать ударов сердца. – Его голос звучал так, будто его пропустили через радиопомехи 1940-х. Он протянул, кимоно замотанную в рисовую бумагу и швырнул на прилавок. – Надевай. Не заставляй клиентов ждать.

Рейко развернула свёрток. Юката цвета застарелого кровоподтека оказалась холодной, как трупная плоть. Узор на ней жил своей жизнью: бабочки с крыльями из человеческих ресниц взмахивали в такт её дыханию, превращаясь в мотыльков с ртами на брюшках. Когда она надела её, шов на спине сжался, впиваясь в кожу, будто зубами.

– Первая уже здесь. – Хозяин ткнул веером в занавесь из волос. Они висели густо, пахли лавандой и разложением. – Помни: не смывай с себя дождь до рассвета. Не трогай глаза после полуночи – они тебе ещё пригодятся. И если тринадцатый заговорит с тобой… – он замолчал, и ногти на веере захлопали, как кастаньеты.

20:00. Первый клиент.

Женщина вошла бесшумно, будто её принес ветер. Её прозрачный плащ из целлофана шуршал, как обертка от леденца, застрявшая в горле. Лицо было скрыто под вуалью из дождевых капель – они стекали по ней, оставляя на полу следы, похожие на слепые глаза.

– «Забвение», – прошептала она голосом, который скрипел, как несмазанные ножницы. Её рука, обмотанная бинтами, дрожа указала на банку с розоватым желе. Внутри, как зародыш в утробе, плавало нечто, напоминающее гиппокамп – извилины мозга мерцали, как перламутр.

Рейко потянулась за банкой, но стекло оказалось теплым и пульсирующим, как живое. Оно выскользнуло из её пальцев, разбившись о пол. Желе вырвалось наружу, зашипев, и превратилось в стаю серебристых головастиков. Они запрыгали, как ртуть, вливаясь в рот клиентки. Та закашлялась, и из её горла вырвался смех – хриплый, надрывный.

– Спасибо, – просипела она, вытирая губы. На полу осталась лужа слезной жидкости, пахнущая мятой и формалином. Когда дверь закрылась, Рейко заметила: узор на её юкате теперь напоминал сжатую кулаком паутину.

23:47. Двенадцатый клиент.

Старик вошел, опираясь на трость из берцовой кости. Его лицо было замотано в пожелтевшую газету с заголовком: «15 августа 1945 года – Империя сдалась». Из-под обрывков бумаги выглядывал рот без губ – черная щель, как угольный разрез.

– «Зрение», – проскрипел он, тыча костяной тростью в банку с глазным яблоком. Зрачок в