Пролог

Аргентина, провинция Чубут, 1976 год

Сырой, холодный ветер, неприятно просачивавшийся под одежду и вызывавший мелкую дрожь, пробегал над раскинувшимися по склонам горных бугров серо-зелеными пастбищами. Индейцы-арауканы, рассевшиеся вокруг слабого костра, дым от которого стелился по ветру над потоптанной и поеденной овцами травой, кутались в потрепанные пастушеские пончо. Овцы, защищенные от холода теплой курчавой шерстью, мирно паслись, разбредшись по бугристому пастбищу среди торчавших из травы серых выступов скал, каменных обломков, когда-то принесенных спускавшимся с вершины ледником, и редких небольших кустарников. Кругом поднимались огромные сужающиеся к небу вершины гор. Они были покрыты белыми шапками, полосами и пятнами вечного снега и льда. Облака клубились, двигаясь вдоль них, будто проползая по снегу, по выступавшим между снежных полос серым скалам, по низким, будто шерсть у только что постриженной овцы, высокогорным лугам. Горы словно подпирали вершинами облачное небо, источавшее прохладное дыхание приближающейся осени, и ничтожными в сравнении с ними казались и гулявшие по пастбищу овцы, и костер, и сидевшие вокруг него люди, и располагавшиеся ниже по широкому травянистому склону – у начала границы темного хвойного леса, жердчато-дощатые хижины с кухней. Пастбище тоже сначала плавно, а затем все круче поднималось наверх, переходя в склон увенчанной снегом вершины Делонуке, покорить которую было под силу только профессиональному альпинисту.

Эрих, развернувшись боком к огню и вытянув уже затекшие от долгого согнутого положения ноги по расстеленному на траве коврику из овечьей шкуры, стал смотреть на возвышавшуюся севернее красивую и могучую гору, разглядывая ее уступы и складки, скалистые обрывы и осыпи, между которыми белел снег или зеленели верхние луга. Одетая ледником вершина уходила под движущиеся по небу серые тучи. От Делонуке, в нижней части склона которой располагалось принадлежащее семье Пеньог пастбище, ее отделяло глубокое ущелье, поросшее темным лесом – в основном из деревьев, напоминавших европейские сосны. Арауканы у костра отдыхали, попивая чай из металлических кружек и беседуя о своих домашних делах по-испански, время от времени вставляя фразы из родного языка.

Эрих приложил к глазам бинокль, в него осмотрел склоны красивой горы напротив, обнаружил летавших над ними больших птиц, а на гребне продолговатой серой скалы – нескольких пасшихся там гуанако – диких животных вроде ламы, напоминающих безгорбых верблюдов с густой шерстью. Эрих не удивился гуанако: он уже несколько раз встречал их издалека за время своей экспедиции к аргентинским арауканам, но его удивило то, что на склонах горы нигде не было видно овец, которых повсюду разводили в Андах Чубута. Пастбища там были словно заповедные, предназначенные лишь для диких животных и птиц. Опустив бинокль, Эрих спросил по-испански сидевших рядом пастухов-арауканов:

– А что на той горе? Там земля кому-то принадлежит?

– Никому не принадлежит, – ответил пожилой индеец Херман, потягивая папиросу, дым от которой, как и дым костра, уносился ветром в сторону. Среди всех остальных пастухов он выделялся самым типичным видом американского аборигена: прямые и длинные седые волосы спускались из-под широкополой темно-серой шляпы на плечи, покрытые теплым узорным пончо, глубоко посаженные глаза с удлиненным разрезом флегматично смотрели куда-то вперед из-под черных с небольшой проседью бровей, а медно-смуглое лицо точно прорезали глубокие скулы.

– Никто не хочет там пасти овец? – поинтересовался Эрих.

– Там живет векуфе, – ответил Херман. Так суеверные арауканы называли опасных духов.

– Векуфе? – переспросил Эрих. – Демон? – он прикинул, не шутит ли почтенный индеец, но другие пастухи не смеялись, а серьезно поглядывали то на трепетавшее пламя костра, то на разбредшихся по пастбищу овец, то на привлекшую внимание Эриха соседнюю с Делонуке гору.

– Говорят, что он похож на демона, – сказал молодой пастух по-имени Лео, сидевший на коврике из овечьей шерсти, закинув ногу на ногу, и зачем-то придвинул ближе к себе гладкую пастушескую палку. – А кто