Псы кармы
Андрей Нимченко
Судьба, рок, фатум – верите вы в них или нет, но они существуют. Каждый из нас идет дорогой, которая ему предначертана. От пункта "А" – рождения, до пункта "Б" – смерти. Один успешен, все ему дается легко. Другой всю жизнь продирается через тернии. Один ломает пальцами пятаки, другой не вылезает из больничной койки. У одного есть все, у другого – ничего.
Почему так происходит и можно ли изменить предначертанное? Излечиться от смертельной болезни, из атакуемого невзгодами неудачника превратиться в обласканного успехом везунчика? Обычному человеку это недоступно, словно лошадь в шорах бредет он по своей колее.
Но есть те, кому известен механизм Судьбы, скрытые рычаги, управляющие нашей жизнью. И эти рычаги – в их руках. Над ними не властна сама смерть. Потому что они УЖЕ мертвы. Они элита мира, его хозяева, и… вершина пищевой пирамиды.
Андрей Нимченко
Псы кармы
"Самая нелепая вещь в книге – ее эпиграф.
Он похож на признание автора:
"А сейчас, мой читатель, я развезу
на целый роман то,
что до меня сумели сказать в двух словах".
Составитель эпиграфов.
"Иногда мне кажется, что мой муж вовсе не супергерой…"
Жена Карлсона.
"Есть много, друг Горацио, такого, что и не снилось нашим санитарам".
Гамлет, принц Датский.
"В отличие от нас, нормальных людей, призраки отражаются в зеркале".
Сэр Симон де Кентервиль.
Диалог в Чистилище:
– Я оседлал старуху-Фортуну!
– Тогда почему же умер?
– А кто-то ее включил…
Глава 1.
Сван.
Лисенок был еще живой, он смотрел на Свана золотыми с зеленцой глазами и подергивал черными губами – пытался оскалом отогнать врага. Тщетные попытки сохранить жизнь – перехваченное капканом тело не способно было сопротивляться по-настоящему, силы покинули его почти полностью. Сван накинул на голову зверьку свою куртку и высвободил его. Крохотная тушка – он и не подозревал, что лисы бывают такими маленькими – покрытая серой с голубым отливом шерстью, была почти невесома. Он коснулся вывернутой назад лапы, и лисенка пронзила конвульсия – должно быть, перелом.
– Тебе повезло, что у меня хороший глаз, – сказал Сван спасенному. – В листве тебя заметить сложно, хоть ты и не рыжий. Вы тут все такие – синие?
Лис, понятное дело, не ответил. Хотя Сван бы не удивился и этому. В конце концов, если бредовая идея с "нехожими" местами оказалась былью, почему бы не заговорить лесному зверьку.
– Я бы на твоем месте заговорил. Я бы этого гада, что капкан поставил, так матом крыл – всему лесу слышно было бы. А ты, парень, молодец – держишься…
До города оставалось совсем немного, – серые стрелы высоток уходили в небесную бирюзу километрах в десяти – всего-то два часа ходу. Так что, поразмыслив, стоит ли нести зверька за пазухой куртки или лучше все же в руках, Сван остановился на последнем. Он старался неосторожными движениями не причинить боль живому существу, и все время прислушивался к нему, ощущая ладонью удары перепуганного сердечка.
Ноги по колено тонули в опавшей листве, будто вырезанные из тончайшего золота пластинки шуршали о ботинки, и от этого звука, от пряного запаха и растекшейся в воздухе нежнейшей тишины хотелось смеяться.
Он не ел уже часов двадцать – десять до того, как оказался в лесу, и примерно столько же после. Помнится, он был очень голоден и на тот пригорок посреди полузаброшенного парка в своем родном городе, претендующем на звание миллионника, попал как раз по пути к лотку с хот-догами. А теперь вот аппетит пропал совершенно, а легкость в теле появилась поразительная, будто силу тяжести уменьшили вдвое.
Толстяк Бац говорил, что такое бывает, когда долго не ешь – а уж он-то на всяких там диетах собаку съел. Или же все дело в кислороде, которого здесь еще больше, чем золотых листьев в бескрайнем осеннем ковре?
– Где же я, черт побери?
Он мог бы поклясться, что лес возник вокруг сам по себе, совершенно неожиданно. Просто раз – и он оказался здесь после того маленького эксперимента…
…Кругом стояли морщинистые старики-клены, скрипевшие на ветру надломанными ветвями. Воздушные струи рвали запутавшиеся в них бумажки, гудели и хлопали полиэтиленовыми пакетами.