Тихий сосед

Константин Александрович Костин

Алексей всегда мечтал о квартире в сталинке. В старом доме с толстыми стенами и высокими потолками. Но когда мечта сбылась – счастье не было полным. Кто бы рассказал, что сосед любит пиликать на скрипке по ночам!

Только вот все утверждают, будто в той квартире давно уже никто не живет…

Обложка создана при помощи нейросети "Кандинский 3.1"

Константин Костин

Тихий сосед

Алексей всегда мечтал о квартире в сталинке. В одном из этих старых домов, построенных еще в тридцатые годы вдоль тогда еще единственного проспекта в городе. С высокими потолками, высокими окнами, лепниной на фасаде. Да, с крохотным балконом, не больше клетки для павлинов, сходство с которой добавляли тонкие прутки от основания до металлических перил, но чем-то приходилось жертвовать.

Была в этих домах какая-то… какая-то душа. Не те одноликие коробки хрущевских и брежневских времен, пропахшие кислой капустой и жареной картошкой, не современные свечки из стекла из металла с картонными стенами, где слышно, как сосед раскуривает вэйп – нет. А в сталинке, которые строили на совесть, строили на века!

Мечта сбылась! Алексей купил квартиру именно в таком доме. В доме, построенном в далеком тридцать пятом, когда подходила к победному концу вторая пятилетка. В доме, который помнил индустриализацию, Великую Отечественную Войну, Хрущевскую оттепель, первый полет человека в космос, Брежневский застой, Горбачевскую перестройку и лихие девяностые. Там, в лихих девяностых, заводы рушились… да что там – заводы! Страна рухнула! А сталинка выстояла!

И стояла, как монумент, как памятник той стране, что уже давно канула в учебники истории, напоминая о былом величии сгинувшей державы колосистым гербом с серпом и молотом, навеки запечатленным на фасаде.

Да и внутри многое осталось от былой эпохи. Паркетный пол, пришедший в почти полную негодность, лепнина с растительным орнаментом по карнизу, дубовые двери, оббитые дерматином, со струнами декоративной проволоки, протянувшейся от гвоздика к гвоздику, вырисовывая незатейливые ромбы.

На двери даже осталась потускневшая от временных лет латунная табличка "Врач-отоларинголог Шлейхман М.М.", как показывали в старых… нет, уже не старых, а древних фильмах. Сейчас такого не встретишь – все вокруг помешались на анонимности, защите персональных данных, хотя в интернете рассказывают про себя такое, о чем строителям сталинки подумать-то страшно было. А кто рискнул и подумал – те уехали удобрять собой сибирскую почву.

Именно перед этой табличкой в первый раз, еще при просмотре квартиры, долго стоял Алексей, прикидывая, как бы смотрелась на двери новая, более актуальная: "Художник-абстракционист Мухортиков А.Н." Звучит, а?

Прежние жильцы – пресловутые Шлейхманы, покидали жилье второпях, оставив после себя мебель, несколько отвратительных, безвкусных пейзажей на стенах, и груду пустых бутылок на балконе. Видать, свинтили на свою историческую родину. А то и еще дальше – на чужую историческую родину, в Америку.

Новосел воздрудил на пик пирамиды из коробок в углу комнаты последнюю и устало вытер пот со лба. Вот и все. Переезд закончен. Предстояло еще разобрать вещи, обустроиться, обжиться, познакомиться с соседями – может, где-нибудь рядом чахнет от жажды мужской ласки нежное, ранимое девичье сердце. Желательно – сердце блондинки, 90-60-90, ростом 180-190.

И за работу! Да-да! Творить, творить, творить! Не потому творить, что душа того требовала – того требовал банк. Хотя покупка квартиры была донельзя удачной, намного ниже рынка, все равно для первоначального взноса пришлось выжаться. Даже продать подлинник репродукции "Черного квадрата" Малевича его, Мухортикова, собственной работы! А квадрат нарисовать – это не стога на рассвете мазюкать, тут линейка нужна!

Сполоснув руки, Алексей привычным жестом открыл холодильник, дабы перекусить чего, да не тут-то было. Хранитель свежести продуктов был не только пуст, но даже и не включен в розетку. Откуда в холодильнике возьмется еда, если в него пока еще даже холод не положили?

Покачав головой, мужчина запитал агрегат, сразу зашумевший компрессо