Последний

Антон Олегович Малютин

Тони – Первый. Тот, кто путешествует от звезды к звезде, оставляет порталы и ведёт за собой человечество. Каждую секунду космос испытывает его на прочность, и у него нет иной судьбы, кроме вечного одиночества. Но пугающая встреча у очередной звезды не только лишает Тони одиночества, но и разрушает его прошлое, настоящее и будущее…

Антон Малютин

Последний

Трава такая мягкая, сочная, зелёная. А солнце ещё никогда не было таким ласковым. Его лучи греют кожу и пробиваются сквозь закрытые веки, погружая мир в розовый океан света. Лёгкий ветерок несмело колышет волосы и нашёптывает: «Сейчас лето, расслабься, просто лежи здесь, забудь обо всём, отдохни…».

– Тони!..

Тони открыл глаза и поднялся, помахал рукой.

– Я здесь!

Ника – лёгкая, упругая, почти в невесомом сарафане, загорелая и смеющаяся – присела рядом на мягкий ковёр из травы, отчего подол сарафана приподнялся немного выше положенного. Тут же прильнула к Тони и поцеловала в самые губы. Но поцелуй длился недолго.

– Ты прятался от меня?

– Нет…

Тони не нашёлся, что ответить. Он и сам не понимал, зачем сейчас сидит здесь – на опушке леса, под жарким солнцем и пронзительно-синим небом. И нет, он точно не хотел сбежать от Ники. Напротив – он искал её. Но она сама нашла его.

И снова поцелуй, от которого голову покинули все мысли.

Сладкие прикосновения губ и крепкие объятия длились целую вечность. Но этого было мало. Целой вечности мало, чтобы быть с Никой.

Что это?

Ника оторвалась от Тони, улыбнулась, но её лицо тут же будто заволокло туманом.

– Тони, прости.

Голос Ники доносился откуда-то издалека, хотя она была здесь, его руки лежали на её теле, его глаза пытались разглядеть её глаза через странную дымку.

Ника замахнулась, в её руке что-то блеснуло. И в ту же секунду в самое сердце Тони вонзилась острая игла.

– Прости…

Тони даже вскрикнуть не успел. Ника пронзила его. Её руки лежали на его груди, из-под них сочилась кровь. А её лицо превратилось в бесформенное облако серого тумана. Ни разглядеть, ни вспомнить, как оно выглядит. И боль. Острая, бесконечная боль растеклась от груди по всему телу, заполнила руки и ноги, проникла в голову, заставила мозг метаться, биться в конвульсиях о черепную коробку, кричать от ужаса и безысходности…

Протяжный стон, невыносимая боль во всём теле, нечем дышать, вокруг абсолютная тьма. Мысли спутаны, в голове обрывки сновидений и полная неразбериха. Язык прилип к нёбу, в нос ударил какой-то острый медицинский запах.

Тони попытался открыть глаза, и это удалось ему не с первого раза. Ещё несколько минут он мучительно приходил в себя, ощущая, как унимается боль и успокаивается сердце, как глаза привыкают к тусклому свету, как в голове возникают картины из прошлого и выстраивается ощущение реальности.

Хуже выхода из гибернации только падение в чёрную дыру…

Через полчаса камера, проведя все установленные регламентом реабилитационные мероприятия, выпустила Тони на волю. Он с трудом поднялся из ложемента и, покачиваясь, вышел в рубку. Корабль оживал вместе с его пилотом: уже заработал главный компьютер, повсюду зажглись экраны и индикаторы, загудели вентиляторы, что-то зашуршало, создавая привычную атмосферу.

Но Тони интересовало другое: как отработал полётный компьютер, который никогда не спит, а все годы ведёт корабль сквозь космическую пустоту. Ещё при прошлом перелёте система сообщила о наличии нескольких ошибок в одном из секторов, и, если ошибки будут накапливаться – придётся вводить в строй резервную систему. А хотелось бы поберечь её до лучших времён…

Тони взглянул на один из экранов. Почти двенадцать лет! Но почему такая задержка? Он же твёрдо помнит, что установил прыжок на десять лет и два месяца. Наверное, автоматика сочла нужным продлить полёт. А может с компьютером случилось именно то, чего так боится Тони?

Следующие сутки Тони приходил в себя, оценивал окружающую обстановку, вычислял параметры движения корабля и своё точное расположение. Всё верно, он прибыл в назначенную точку, но более чем на полтора года позже. А всё потому, что три года назад корабль столкнулся с непредвид