СЕРГЕЙ КУРГАНОВ

МАРИНА САВВИНЫХ

ИМПРЕССИОНИСТЫ

Повесть о старшеклассниках

Нас расстреливали, но при этом

обшаривали наши карманы.

Дега.

ВСТУПЛЕНИЕ

Десять лет назад я, Сергей Курганов, приехал из Харькова в Красноярск и в 106-й школе взял первый класс. Сейчас мои ребята – Лена Байкалова, Таня Калиниченко, Юля Вятчина, Лена Михайловская, Валера Маслов, Кирилл Иваницкий, Марина Козина, Надя Бахтигозина, Максим Исламов, Света Донова, Аня Ковригина, Маша Бандура, Саша Чубаков, Аня Медведева – в одиннадцатом, выпускном классе.

Сегодня, 30 августа 1996 года, исполняется ровно 16 лет самой нашей младшей, Ленке Байкаловой, Байкаленку. Еще год я буду вести у своих ребят математику и участвовать в проведении уроков русской и зарубежной литературы. А потом все кончится.

Выдающийся философ Владимир Соломонович Библер придумал этот эксперимент: учить детей десять лет подряд античной, средневековой, нововременной, современной культуре. Обо многом написал Владимир Соломонович в своих книгах и статьях о Школе диалога культур, но о том, как учителю пережить окончание десятилетия – не написал ни одной строки.

…жизнь Учителя ведет к созреванию Ученика. Но Ученик не возвращается к тому, кто его породил и дал ему созреть. Наоборот, жизнь с созревшим Учеником становится горьким напитком для Учителя. Он не может отказаться от него, потому что он бесконечно жаждет его, однако отведывание напитка есть гибель Учителя. Но в то же время и проявление нового принципа: изменение, которое есть гибель, есть в то же самое время возникновение новой жизни.

Пригубив этот напиток, Учитель умирает, давая новую жизнь Ученику (1)

Свидетельствую: чем ярче устная и письменная речь выпускников, чем талантливее они, тем трагичнее для учителя быть соавтором, слушателем, зрителем того, что делают его выпускники. Но только постоянно увлекая и дразня учителя-слушателя, учителя-зрителя, учителя-собеседника, только втягивая учителя в свою игру, выпускник может обрести способность к самостоятельной творческой жизни.

– Я пишу о Вас роман. Хотите верьте – хотите нет. О Вас и о «кургановских детях».

– ?!

– Теперь, я думаю, Вам понятно мое – извинительное, правда? – любопытство…

Из дневника Марины Саввиных. Моего дневника.

Середина февраля 1996 года.

Моя задача предельно скромна. Я только наблюдаю и записываю. Как электронный микроскоп со встроенной системой хранения информации. Глаз у микроскопа – трезвый и въедливый. Голос – неназойливое гудение работающего аппарата, только и всего. Всё – за кадром, за сценой, там, где декорации – всего лишь грубый холст и плохо обработанные доски. А исполнители уже почти отделены от действующих лиц.

Кто они – Учитель и Ученики? Такие формы жизни? Роли? Маски?

Что значит их Игра?

Какую пьесу играют они? Кто ее Автор?

Что ожидает тех, кто на сцене, и тех, кто в зрительном зале, когда очевидным станет финал? Или такие спектакли мыслятся и играются как не имеющие финала?

Я еще ничего – или почти ничего – об этом не знаю. Я говорю себе: что ж! посмотрим! и начинаю осторожно приближаться… вздрагивает потревоженная кулиса, обдав меня тряпичной пылью и запахом высохшей гуаши, – и высокая драма начинает разворачиваться в моих глазах; одновременно – лицом и изнанкой.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ТОЛСТОЙ И САЛТЫКОВ – ЩЕДРИН

Русскую литературу в этом классе преподавала Галина Борисовна Беккер. Уроки проводились то в строгой школьной аудитории, то дома у Галины Борисовны, где мы пили чай, слушали музыку, читали и обсуждали Толстого, Мериме, Стендаля…

Вот – первые сочинения десятиклассников. Они посвящены произведениям Толстого и Салтыкова-Щедрина.

ЛЕНА БАЙКАЛОВА

ТОЛСТОЙ О РОЛИ ЖЕНЩИНЫ В ОБЩЕСТВЕ

(ПО РОМАНУ «ВОЙНА И МИР»)

«Быть энтузиасткой сделалось ее общест

венным положением, и иногда, когда ей

даже того не хотелось, она, чтобы не обма

нуть ожиданий людей, знавших ее, дела

лась энтузиасткой».

Как и Толстой, я хотела бы начать свое сочинение с салона Анны Павловны Шерер. По речи и портрету Анны Павловны я могу представить характер ее, ее салона и людей, которые там встречались. С первых строк я испытываю антипатию к этой героине, а