Огонь

Борис Кузнецов

Электрозавод – место, где творчество заменило станки, а в старых цехах теперь проходят квесты, танцуют дети и снимают клипы. Здесь каждый день праздник. Но 8 февраля 2025 года праздник обрывается, превращая арт-пространство в ловушку.

Борис Кузнецов

Огонь

Посвящается Насте К.

Свет и ностальгия

Сначала был гул жизни

Электрозавод. Этому кирпичному исполину с арочными окнами и ржавыми лестницами было сто лет, но он и не думал стареть. Вместо гудков станков теперь здесь звенел детский смех, а вместо заводского брака рождались идеи. Фотостудии в бывших цехах, скейт-парк на месте конвейера, театральная школа в углу, где когда-то ковали металл. Москва не любит пустоты – старые стены всегда найдут, чем наполнить.

Настя вбежала в пустой зал, запыхавшись от мороза. «Опять проспала!» – мысленно выругалась, скидывая куртку. Но даже упрёки себе звучали у неё как шутка. Она включила рояль – тот самый, оставшийся от съёмок клипа рэпера, который так и не научился рифмовать «Электрозавод» с чем-нибудь, кроме «огонь». Первые аккорды «Лунной сонаты» разлились по залу, спотыкаясь о кирпичные стены. «Фальшивишь, Безухов», – усмехнулась она, глядя на чёрно-белые клавиши. Говорили, рояль сюда притащили ради атмосферы, но Настя знала правду: он маскировал скрип дверей.

К десяти утра здание оживало. В раздевалке спорили тренеры по роликам и балету («Ты чё, прыжки через коньки – это искусство!»), в холле мамы с колясками обсуждали, какой из квестов «менее травматичен», а Даша, её вечно взъерошенная напарница, пыталась запихнуть в аудиосистему флешку с плейлистом «Нестареющий хит-парад от тёти Даши».

– Наст! – крикнула Даша, выдергивая провод из розетки. – Твой мальчик-скрипач опять в гримёрке рыдает! Говорит, не может играть Шопена под рок-н-ролл из «Караоке-дуэли»!

– Он не мой мальчик, – засмеялась Настя, поправляя гирлянду над сценой. – И скажи, что Шопен тоже любил драму. А если не поможет, подкинь ему конфет из «аварийного запаса».

«Аварийный запас» – ящик с шоколадками для забывчивых родителей и упрямых детей – был её секретным оружием. Как и умение превращать хаос в систему. Вчера – уговорить мальчика в костюме Человека-паука снять маску («Ты же супергерой! Ты можешь дышать через ткань!»). Сегодня – найти пропавшего хомяка из «живого уголка» квеста (оказалось, он спрятался в коробке с дипломами «Лучшему актёру недели»).

Она обожала эти стены. Даже трещины в штукатурке казались ей узорами, а запах старого дерева смешивался с ароматом кофе из автомата, который вечно подавал «капучино» с привкусом металла. Иногда, проходя мимо зеркала в танцевальном классе, Настя ловила себя на том, что машет рукой собственному отражению – будто той Насте, что когда-то играла Джульетту в студенческом театре. «Сцена меньше, зато зрителей больше», – шутила она, глядя, как малыши в костюмах фей бегают по коридору.