Врата

Нацумэ Сосэки

Магистраль. Азия

Нацумэ Сосэки был одним из самых образованных представителей европеизированной японской интеллигенции начала XX века и вместе с тем – типичным японцем. Эта двойственность позволила ему создать свой неповторимый литературный стиль, до сих пор притягательный для современных читателей.

Рядовой клерк Соскэ и его любящая жена О-Ёнэ живут на окраине Токио. Спокойствие семейной жизни нарушает внезапное обязательство: Соскэ должен оплатить образование своего младшего брата.

Обстоятельства грозят разворошить прошлое и старые семейные тайны – супруги вдруг оказываются на распутье, у «врат».

Нацумэ Сосэки мастерски анализирует кризис личности, человеческие отношения и глубокий внутренний мир героев, размышляет о любви, жертвенности, искуплении и поиске жизни.

Нацумэ Сосэки

Врата

?? ??

?

© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

1

Соскэ вынес на галерею дзабутон и некоторое время сидел, скрестив ноги, с наслаждением греясь на солнце, но вскоре отбросил журнал, который держал в руках, и повалился навзничь. Стояли погожие осенние дни, и с обычно тихой улицы доносился веселый перестук гэта прохожих. Соскэ лежал, закинув руки за голову, и смотрел вверх. Бескрайнее прозрачно-синее небо казалось еще огромнее в сравнении с узенькой галереей. Некоторое время Соскэ, щурясь от ослепительных лучей, размышлял о том, что мир становится совершенно другим, когда в долгожданное воскресенье можно вот так лежать, бездумно глядя на небо; но тут ему пришлось повернуться на бок, потому что глазам стало больно, и взгляд его упал на сёдзи, за которыми сидела с шитьем в руках жена.

– Прекрасная погода нынче, – обратился к ней Соскэ.

– Да, – коротко ответила жена. Соскэ ничего больше не сказал, видимо, и ему не очень хотелось разговаривать.

– Сходил бы погулял, – подала голос жена. В ответ Соскэ пробормотал что-то неопределенное.

Через некоторое время жена сквозь сёдзи посмотрела на мужа. Он лежал в какой-то странной позе, подогнув под себя коленки и весь сжавшись, словно креветка. Из-за чуть приподнятых локтей выглядывала черная как смоль голова, лица совсем не было видно.

– Смотри не усни там, а то простудишься, – предостерегла жена. К токийской манере речи у нее примешивались еще интонации, свойственные всем современным образованным женщинам.

– Не бойся, не усну, – ответил Соскэ, часто моргая широко открытыми глазами.

Снова наступила тишина. Ее нарушил звон колокольчиков – по улице один за другим пробежали рикши с колясками, затем где-то вдали прокричал петух. С жадностью впитывая всем телом тепло солнечных лучей, проникавших сквозь новенькую рубашку из простой ткани, Соскэ лишь краем уха воспринимал доносившиеся снаружи звуки, потом, будто вспомнив что-то, окликнул жену:

– О-Ёнэ, как пишется первый иероглиф в слове «недавний»?

Жена не удивилась, не расхохоталась, как это свойственно молодым женщинам, хотя вопрос был забавным, а спокойно ответила:

– По-моему, он пишется так же, как иероглиф «О» в названии провинции Оми.

– А я не знаю, как он пишется в «Оми».

Жена чуть-чуть раздвинула сёдзи и через порог длинной линейкой начертила на полу иероглиф.

– По-моему, так, – сказала она и, не отнимая линейки от пола, залюбовалась чистым, без единого облачка, небом.

– Неужели? – произнес Соскэ совершенно серьезно, без тени улыбки, даже не взглянув на жену, которую меньше всего сейчас интересовало написание этого иероглифа.

– А ведь и в самом деле чудесная погода! – произнесла О-Ёнэ, как бы обращаясь к самой себе. Так и оставив сёдзи приоткрытыми, она снова принялась за шитье. Наконец Соскэ приподнял голову и поглядел на жену.

– Удивительная вещь эти иероглифы!

– Почему удивительная?

– Сама посуди. В любом иероглифе, даже самом простом, можно запутаться, стоит только над ним призадуматься. Недавно, к примеру, я написал иероглифы «сегодня». Написал вроде бы правильно, а когда стал их разглядывать, вдруг показалось совсем не то. Смотрел, смотрел и в конце концов пришел к выводу, что это вообще какие-то другие иероглифы. С тобой не бывало такого?

– Ну что ты!

– Выходит, только у ме