Антонимия

Татьяна и Валерий Нарышкины

Антонимия – это существование двух противоположностей в

одной сущности.

После крушения в заснеженном отдаленном регионе ученая

сталкивается с теми, кто умеет переходить грани между мирами и в

совершенстве владеет способностями влияния на разум человека. Они

умеют вселять безумный страх, но в то же время не прочь и пообщаться.

По-своему.

Татьяна и Валерий Нарышкины

Антонимия

Тьма мигала бордовыми всполохами. Настойчиво. Неприятно. Тревожно.

Да что я ожидала тут увидеть? Чего так испугалась? И тут мое вниманиеЧто-то давило мне на грудь, не давая дышать. Я закашлялась и открыла глаза. Аварийная лампа  ярко вспыхнула прямо  над головой. Ее свет выхватил из темноты очертания придавившего меня тяжелого груза. Ощупав его, я с удивлением определила в нем свой рюкзак. В последний раз он попадался мне на глаза, будучи надежно пристегнутым ремнями на багажной полке. Пришлось изрядно напрячься, чтобы откинуть поклажу. От резкого движения голова отозвалась тупой болью. Я жадно втянула спертый, пахнущий горелой проводкой, воздух и потянулась к саднящему затылку. Волосы были влажными. Очередная красная вспышка осветила кровь на моих пальцах. Но все, что было за ними, терялось в размытом мареве. – Мэт! Ты как? Я ничего не вижу! Мои очки пропали! Не услышав ответа, я заерзала. Перевернулась на живот. Приподнялась на локтях. Села. Еще раз ощупала свою травму, и чуточку успокоилась. – Я почти в порядке… Мэт! Где ты? Во время очередной вспышки лампы мне удалось подняться на колени, но попытка встать в полный рост вышла не слишком удачной. Нога угодила в какую-то дыру и подвернулась. И тут же заныла. С трудом выдернув ее, я поняла, что стою прямо на полетном дисплее. На том самом, в котором недавно можно было видеть данные проложенного автопилотом курса. Но сейчас из его темного расколотого нутра червились провода. – Мэт! Отзовись! Лампа вновь мигнула. Я потянулась к рюкзаку, открыла клапан и, запустив руку в недра поклажи, нащупала фонарь. Его желтоватый свет показался спасительным и чертовски приятным по сравнению с этой дурацкой мигающей штуковиной. Кто ее вообще придумал? Но все, что я смогла разглядеть, так это бесформенные темные пятна у меня над головой, в которых угадывались пустые пассажирские кресла беспилотного воздушного такси. Хоть со светом, хоть без него, а детали по меньше были слишком размыты, чтобы оценить ситуацию. Мне были нужны мои очки! Импланты были чересчур дороги, а старомодные линзы я не переносила, предпочитая им еще более древние стекляшки в простой стальной оправе. Я всегда считала их неотъемлемой частью своего образа заумной ученой, который так полюбили журналисты. И за много лет так к ним привыкла, что не готова была расстаться. Но сейчас моя нарочитая консервативность сыграла со мной злую шутку. Мэтюсон до сих пор не отозвался, и это навевало на самые мрачные мысли. И чтобы не дать поглотить себя накатившему отчаянию, пришлось напрячься, чтобы отогнать их. – Плохо ведь будет подвести нашу команду, да, Мэт? – подбодрила я себя, – Они, наверное, впадут в апатию. Тебе их не жалко? – Я представила себе кричащие заголовки новостных лент и невольно усмехнулась: – Нет, нет! Это слишком, Мэт! Только представь: портретики на кухнях, пафосные речи наших друзей, наставительные комментарии хейтеров… Родственники станут скрываться от прессы… Нет! Не знаю, как тебе, а мне такого не надо… Ты… Ты почему не отвечаешь мне, Мэт? Только не вздумай умереть, старый ты пень! Уверена, спасатели уже близко! В момент этой тирады на мой нос вдруг упала ледяная капля. Поднявшись, я закрепила фонарик на голове и посветила наверх. Мне показалось, что где-то за спинками кресел клубился пар. Затем мне бросился в глаза подозрительный блеск на той поверхности, которая раньше была полом летательного аппарата. Сейчас этот пол представлял собой отвесную стену, и отражал находящийся поблизости свет. Не веря своей удаче, я потянулась туда и вытащила из сливного желоба, разделявшего ряды кресел, холодную оправу. Потерянные очки тут же оказались у меня на носу, и спустя секунду я уже старательно высве