Предисловие: Картина «Спасение Суворова гренадером Степаном Новиковым в бою под Кинбурном», 1855,хранится в Санкт-Петербургском «Государственном мемориальном музее А.В.Суворова». Там бывают посетители, однако далеко не все помнят, что за битва случилась в жизни нашего великого полководца? Почему мы его чуть не потеряли? События русско-турецкой войны 1787—1791 годов покрыты пылью забвения. Забыты условия присоединения Крымского ханства великой русской царицей Екатериной Второй. Ничтожными кажутся многим достижения ее фаворита и главнокомандующего Григория Потёмкина. А подвиги замечательного полководца Александра Суворова, казалось изучены, но историческую оценку и важность для государства Россия вспоминают не так часто, как хотелось бы. Имеем ли мы право забыть о них? Пытаясь описать один день из жизни русского генерала Александра Васильевича Суворова, я попыталась разобраться и в его личности, и в мотивах его поступков. Благодаря Александру Юрьевичу Сегеню, руководителю Высших литературных курсов при Институте литературы имени Максима Горького, который попросил нас живописать один день из жизни известного человека, мне удалось написать эту книгу.. Это – 1 октября 1787 года из жизни Александра Васильевича Суворова. Пусть «История одной картины» захватит и Вас! И счастливого прочтения!

На Покрова, ровно 1 октября, на землю лег снег. Луна серебрила волны Чёрного моря, и мачты идущих на полных парусах кораблей. Турецкая эскадра шла к Ачи-Кале, в родную гавань. Русские называли Ачи-Кале, по турецки «Черная крепость», Очаковым. И до него – рукой подать. Полуостров Кил – Бурун, что в переводе с турецкого означало «Острый нос», весь покрылся белым покровом. «Острый нос» тонкой косой врубался в лиман, подобно настоящей косе, которой обычно косили траву в полях. Сейчас зима совсем заморозила эти летние ассоциации, а снежинки летали в воздухе, соединяясь с каплями воды, и сверкали так ярко, что картина черноморской ночи казалась фантастической. По всем приметам зима ожидалась снежной, но действовали ли приметы средней России в крымских широтах? Кинбурнская коса считалась окраиной Российской империи.

Неожиданно что-то ярко сверкнуло на берегу. Это блестела подзорная труба в руках коменданта крепости Кил – Буруна.

– Раз, два,… На лодке -две пушки… На фрегате —тридцать четыре пушки… Один, два, три, четыре… Двенадцать дюймов, двадцать четыре дюйма

Егор Тунцельман считал корабли и пушки на турецких кораблях. Как он определял калибр пушек, которые расположились на вражеском борту? Ведь стояла глухая и тёмная ночь, а тусклое светило в небе не слишком проливало свет на темные и зловещие тени вражеской корабельной артиллерии. Впрочем турки ничего не стеснялись, и даже не чехлили оружие. Они считали себя дома. Это разозлило полковника Егора Андреевича Тунцельмана. Плотный, 50-летний мужчина, с седыми висками и седой прядью волос в чёрной, кудрявой гриве, вздохнул. Артиллерия входила в его епархию. Сегодня генерал-аншеф Александр Васильевич Суворов, командующий всеми войсками на отрезке от Херсона до Кинбурнской косы обещал проверить все лично.

Комендант крепости думал сейчас только об этом, наблюдая за турецкими судами и пытаясь отвлечься, он шептал себе под нос:

– Двадцать, двадцать один, двадцать два…

Егор Андреевич поджал губы. Сколько же все таки пушек на борту янычар после сегодняшнего боя? Ведь он лично видел, как по крайне мере пять из них свалилось с лафета[1 - Лафе?т (нем. lafette, фр. l’affut) – специальное приспособление, опора (станок), на котором закрепляется ствол орудия с затвором.] в волны Чёрного моря. Кроме того батарейная артиллерия потопила по крайне мере два линейных корабля османов. Днем, во время бомбардировки определить точное число кораблей из-за дыма и водной взвеси не представлялось возможным, но сейчас комендант не без труда подвел итог: три шестидесяти-пушечных линейных корабля, четыре тридцати четыре-пушечных фрегата[2 - Фрега?т – тип военного судна (корабля). Изначально – трехмачтовая разновидность парусного вооружения], четыре бомбардирских судна, четырнадцать канонерских лодок[3 - Канонерская лодка- кл