Красный металлург

Константин Александрович Костин

Во глубине Сибирских руд кряхтел, пыхтел завод "Красный металлург". Сколько таких заводов осталось в наследство от Союза – не перечесть. И кто знает, какие тайны они скрывают?

Обложка создана при помощи нейросети "Кандинский 3.1"

Константин Костин

Красный металлург

Огромный сталелитейный комбинат возвышался над городом дымящим исполином. Гигант нещадно гремел, пыхтел и выл на разные голоса, непрерывно переваривая и выдавая бесконечное количество металла. «Красный металлург» – большие крашеные буквы над проходной серого монументального здания, построенного еще в тридцатых годах прошлого века, давно уже были не красного, а скорее грязно-коричневого цвета. Кое-где проглядывала ржавчина. Над надписью красовалась такая же серая, как и всё здание, башня с часами. Через массивную деревянную дверь непрерывно заходили и выходили металлурги. Одни спешили занять свои рабочие места, других же, отработавших ночную смену, завод точно выплевывал сам за ненадобностью, предварительно тщательно пережевав их и выпив все соки.

Работа на комбинате не должна была останавливаться ни на минуту. В огромных цехах без устали гремели станки, дымили печи, а в огромных котлах плескалась жидкая лава, огненные реки которой текли по желобам, разбрасывая искры во все стороны. Люди здесь были точно крошечные муравьи. Безропотные рабы, что закидывали в пасть своего божества подношения, а тот разевал огромный рот и железными зубьями с оглушающим скрежетом пережевывал металл, извергая готовую сталь. Люди радовались и вновь кормили монстра рудой. Гигант непрерывно, семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки, требовал пищу.

Именно таким чудовищем представлялся завод Пашке в детстве. Когда впервые ребёнок услышал название комбината, на котором трудился инженером его отец, мальчуган тут же представил себе раскаленного до красна исполина. Красный металлург! Ух! При звуке этого названия по телу паренька пробегали волнительные мурашки. Хоть бы одним глазком взглянуть!

Позже отец несколько раз брал Пашку с собой на работу, где мальчик гордо вышагивал по извилистым коридорам в съехавшей на лоб каске. В цеха ребенка конечно не пускали, но вот стоять, уткнувшись носом в стекло помещения, где располагался пульт управления, и глазеть сверху за работой доменной печи можно было часами. Тут уж никто не мог отогнать мальчишку от его наблюдательного пункта.

В школе про комбинат говорили с гордостью и придыханием. А как иначе? Почти всё население города, так или иначе, трудилось в его цехах или обслуживало его надобности. Одни – непосредственно на заводе, другие – в заводской поликлинике, третьи – в заводском доме культуры, четвертые, пятые и шестые – подстригали, шили одежду, продавали промтовары заводчанам. Кто владел заводом – то владел городом. И не коммерсанты ходили на поклон мэру, а сами чиновники ластились перед заводским руководством, судя все мыслимые и немыслимые преференции за самосвалы, чтобы вывезти снег – зимой, за экскаваторы, чтобы заменить прохудившуюся канашку – летом.

Один только сильно пьющий учитель истории, рассказывал про завод всякие страшилки. Про летающие тарелки, посещающие завод по ночам. Про трехголовых псов, стерегущих дальние. Или про то, как в домнах воют грешные души.

Перед самым своим уходом на пенсию вовсе начал заговариваться про древнее капище, которое было на месте нынешнего заводоуправления. Дескать, высоченный курган, с камнем на вершине, где языческие племена приносили кровавые жертвы местным духам. А те взамен даровали дичь в лесах, рыбу в озерах, защищали от непогоды и прочих невзгод.

Брехня, конечно. Чего еще ждать от вечно пьяного старика? Так он и ушел из жизни – обнимаясь с бутылкой. Околел в сугробе той же зимой, что выпорхнул из школы, где в кабинете химии всегда водился дармовой спирт, на вольные хлеба, подобно бабочке из кокона. Рабская психология, что с человека взять? Не вынес бремени свободы…

Сейчас Пашка вновь входил в огромные двери комбината. Входил уже не ведомый отцом за руку, не как практикант или стажер, а как полноценный сотрудник! Парень направл