Под подозрением. Феноменология медиа
Борис Гройс
В эссе «Под подозрением» (2000) Борис Гройс предлагает рассмотреть, что скрывается под семиотической поверхностью нашей культуры – темное субмедиальное пространство, притаившееся позади картины мира. Для зрителя оно всегда оказывается причиной сомнений и страхов, но с другой стороны, источником неожиданных открытий и невольных прозрений. В ситуации исключения пронзительный критический взгляд, алчущий медиальной откровенности, находит расщелину, в которой на мгновение обнажается истина. Этот момент оборачивается появлением новых знаков, вплетающихся впоследствии в общую ткань. Опираясь на различные философские тексты, исследующие сомнение и взгляд Другого (от Декарта, Хайдеггера, Сартра, Мосса и Батая до постструктуралистских изысканий Лакана и Деррида), Гройс определяет онтологическое подозрение как медиум всех медиа, как фундамент, обеспечивающий репродуцируемость и постоянство архива нашей культуры.
Борис Гройс
Под подозрением. Феноменология медиа
Boris Groys
Unter Verdacht. Eine Ph?nomenologie der Medien
© Вoris Groys, 2000
© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2025
Введение
Работа над этой книгой была продиктована желанием ответить на вопрос, какая сила служит носителем архива нашей культуры и обеспечивает ему долговечность, – вопрос, не дававший мне покоя с тех пор, как я написал книгу О новом[1 - Гройс Б. О новом // Борис Гройс. Утопия и обмен. М.: Знак, 1993.]. Поэтому мне кажется необходимым разъяснить причины, которые привели меня к этому вопросу. В книге О новом я описал «культурную экономику»: обмен, происходящий между архивом культурных ценностей и профанным пространством вне этого архива. В архиве собираются и хранятся вещи, которые важны, релевантны, ценны для определенной культуры; все прочие – неважные, нерелевантные, неценные – вещи остаются в профанном пространстве за пределами архива. Однако архив культуры постоянно изменяется: что-то включается в него из профанного пространства, а что-то исключается из архивных фондов как более не релевантное. В книге О новом я попытался ответить на вопрос, какими критериями руководствуется культура, когда она признает ценность какой-либо вещи из сферы профанного и отводит ей место в своем архиве. А главное: почему архив не остается идентичным самому себе? Почему в него постоянно поступает что-то новое?
Обычный ответ на этот вопрос хорошо известен: важно то, что важно для жизни, для истории, для человечества, – это важное должно быть принято в архив, ведь задача последнего заключается в том, чтобы репрезентировать жизнь вне архивного пространства. Конечно, взгляды на то, что важно для жизни и для людей, значительно расходятся – отчего репрезентация в архиве кажется в первую очередь предметом политики репрезентации в рамках борьбы за репрезентацию. Существует множество разных мнений на счет того, что же должен репрезентировать архив – и кто вправе управлять архивом и определять его состав. Похоже, это прежде всего вопрос власти: вопрос властной позиции, позволяющей решать, что важно, релевантно и достойно архивации, а что неважно, нерелевантно и должно оставаться за пределами архива. Вопросы о распределении властных позиций в архиве, а также о зависящих от этого распределения актах включения в архив и исключения из него вызывают бурные дискуссии, как и любые вопросы, расцениваемые как политические, то есть такие, по поводу которых каждый не только может, но и должен иметь свое мнение. В этих дискуссиях каждый принимает тот или иной аспект за существенный и считает, что принятое в качестве существенного его оппонентом на самом деле несущественно. Если же кажется, что несущественное всё же берет верх над существенным, значит – гласит общее мнение, – в игру вступили тайные интриги, властные махинации, а главным образом деньги – много, много денег.
Наблюдая весь этот спектакль, мы испытываем неизбежное удивление, когда замечаем наконец, что де-факто архив продолжает пополняться, причем к всеобщему удовлетворению. Похоже, становление архива следует при этом логике, которой в итоге подчиняются все участники этого процесса. И