Кружева
Я плету кружева из вечерних огней,
Дней минувших и тех, что ещё не настали,
Добавляя луч солнца, звенящий в окне,
И сокрытые дымкой желанные дали.
Маков цвет, что забытым лежит меж страниц,
Напитаю своей ярко-алою кровью,
Аккуратно продёрну, как символ зарниц,
Что приходят всегда, привнесённые новью.
Жизнь скучна и безлика без сильной любви,
Без мгновенных падений и сладостных взлётов.
Тонкой нитью скрепляю орнамента швы,
Чтобы крепче держала от бед и просчётов.
Время нас подгоняет – боюсь не успеть.
Целиком отдаюсь и не мыслю о прочем,
И вплетаю себя, свою душу на треть,
Чтобы чётче был виден мой авторский почерк.
Вот и кончена нить. Обрезаю концы.
Кружева расправляю руками устало.
Пусть оценят пред Богом жнецы и творцы,
Ну, а слово моё между нитей осталось…
Сиреневый вечер
Вечер сиреневый лёг на равнины,
Ветром колыша прогретые травы,
Щедро в закат добавляя рубины,
Чтобы на сопках сверкали в расплаве.
Пламя свечи трепетало в ладонях.
Воск растекался по линиям жизни,
Каплей меж пальцев срываясь на стоне,
Падая в росы незыблемых истин.
Время неспешно клонилось к закату,
Звёзды просыпав, как хлебные крошки.
Видно, не прочно пришили заплату
К сумке холщовой на медной застёжке.
Слушая звуки вечерней прохлады,
Чувствуя ветер на длинных ресницах,
Кажется мне, что исчезли преграды,
Тень поглотила былые границы.
В эти мгновенья душе так отрадно,
Но почему-то и капельку грустно…
Словно случилась за что-то награда,
Но на поверку – в коробочке пусто.
Вечер сиреневый скрылся в тумане.
Тени сгустились в рябиновой роще,
Спрятавшись там, будто в старом чулане,
Двигаясь молча, почти что на ощупь.
Мгновения счастья
Я застыла на вдохе, забыв про дыханье,
Прогибаясь от страсти, дрожа от желанья,
Утопая в тебе, как в песчаном бархане,
Отдавая себя, потеряв осознанье,
На страдания, может, потом обрекая.
Сердце взмыло от счастья подраненной птицей,
Чтоб почувствовать небо, крылом прикоснувшись,
Не боясь обмануться и больно разбиться,
Видя рядом летящие светлые души,
Что исчезнут, растаяв, в пурпурной зарнице.
Я кричала, чтоб радость вернулась вновь эхом,
Всё вбирая до капли, пуская по венам,
Ощущая, как пахнет сиреневым снегом,
Что роняют деревья во сне дерзновенном,
Расставаясь легко, как с ненужной помехой.
Так сильнее ласкай, опьяняя порывом,
Проникая в меня, слыша стон на ресницах,
Подчиняя горячим и терпким приливам,
Словно всё наяву, или, может быть, снится,
Как стою на ветру, замирая стыдливо.
Преподобный Серафим
Невидимой тропкой сквозь чащу лесную,
С котомкой, в которой каменьев несчетно,
К заброшенной келье, что стала заветной,
В поношенной рясе шёл старец согбенно,
Узрев благодать в этих дебрях святую.
За посох держась, чтоб не чувствовать боли,
От ран, нанесённых разбойною сворой,
Однажды в ночи, в грабеже без разбора.
А после пред Богом простил без укора,
Желая спасти от неправедной доли.
Зверей приручая в трудах каждодневных,
Молился ночами на камне лежалом,
На стылом ветру в армяке обветшалом,
С блаженной улыбкой на лике усталом,
Чтоб радость познать в испытаниях бренных.
Затворник, отшельник по собственной воле,
Принявший обет, жить в полнейшем молчанье.
Обрёл дар целительства через страданье,
В народе найдя и любовь, и признанье —
Святой Серафим, чудотворец в Сарове.
Влюблённые
Миры сошлись в одном мгновенье,
Чуть накренив земную ось,
Сложив в единое все звенья,
Чтоб предсказание сбылось,
В судьбу введённое с рожденья.
В толпе почувствовали взгляд,
Случайно брошенное слово,
Как электрический разряд, —
И небо стало бирюзово,
Чуть погасив собой закат.
Но суета несла в потоке,
Нас раздирая по частям,
Сквозь каменистые пороги,
Закрыв холстиною уста,
Даруя радость лишь на вдохе…
Теченьем вынесло в окно,
И мы ушли с большого круга,
Разбив сакральное стекло,
Цедя дыхание друг друга,
Забыв на лицах полотно…
Его сорвали, бросив ветру,
Чтоб постелил в лугах