Дикий кабан
Я – дикий кабан. Я легко впадаю в неуправляемую ярость. Но я, по воле Того, кто управляет тайнами реинкарнации, оказался среди людей в облике человека, и значит, должен контролировать себя.
Впадая в ярость по самым незначительным поводам, я чувствую, как глаза у меня наливаются кровью, и я готов до смерти растерзать того, кто её во мне пробудил. Но я научился гасить в себе эти чувства. В эти критические мгновения я прикрываю глаза, чтобы скрыть ото всех, как они наливаются кровью, и делаю глубокий вдох. Затем я перевожу себя в режим управляемого дыхания и мысленно произношу заветные слова самоукрощения. Здесь главная трудность в том, чтобы успеть не дать неуправляемой ярости опередить мой переход в спасительную медитацию.
Своим звериным чутьём я безошибочно угадываю тех, кто в своей предыдущей реинкарнации был зверем. Их подсознание сохраняет в них ту звериную сущность. Она проявляется в них любовью к прежним своим сородичам. Среди людей поэтому встречаются оголтелые собачники, кошатники, лошадники. Им кажется, что и другие люди непременно чувствуют близость к тем животным, которые дороги им самим. Вспомним, хотя бы поэта Владимира Маяковского:
Деточка, все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь.
А я вот – дикий кабан.
Глава 1. В приступе бешеной ярости
Мне спасительно повезло в том, что мой отец был доктором медицинских наук, профессором кафедры психиатрии и наркологии в одном из ведущих вузов нашей страны. Он выявил мою проблематику в самой начальной стадии её проявления и обучил меня технике противодействия приступам этой беды. Поэтому я рос и развивался без проявления эксцессов, свойственных мне подобным, расплачиваясь за это тем, что окружающими воспринималось как «необщительность».
«Мне подобные» совершали поступки ужасные. Однажды мое внешнее подобие с их обликом привело к моему задержанию по ориентировке на разыскиваемого преступника, совершившего дикую кровавую расправу над своим обидчиком и всей его семьёй.
Извиняясь за ошибочное задержание, майор полиции, подметивший намётанным глазом мою короткую вспышку ярости, быстро укрытую опусканием век и погашенную техникой самоконтроля, посоветовал мне воздерживаться от употребления спиртных напитков, ослабляющих тормозные реакции коммуникационного плана.
Он безошибочно угадал во мне то, что я умел скрывать.
*
А я мучился этими проклятыми вспышками своей звериной ярости и панически боялся того, что однажды могу упустить то мгновение, когда можно обуздать эти вспышки, не позволить им вырваться из-под моего контроля и взять надо мною верх. Но во сне…
…Мой сон был настолько явственным, что я воспринимал его как реальность. В нём я вновь пережил конфликт, произошедший минувшим вечером. Я возвращался домой после трудного рабочего дня, вглядываясь в неровности тротуара у себя под ногами и досадуя на то, что городские власти не следят за состоянием дорог и тротуаров, отгородившись от всех насущных проблем своих земляков в своём благоизбыточном Зазеркалье.
Неожиданно передо мною возникли четыре лихих гопстопника.
– Деньги, – тихо, с напускной ленцой произнёс один из них.
Он не сомневался, что его наглое требование тут же будет исполнено насмерть перепуганным человеком.
Он не знал, что перед ним дикий кабан. Он понял это тогда, когда глаза у меня налились кровью и прожгли его яростным взглядом.
– Что ты?! Что ты, мужик?!! Это ж я пошутил…, – попятился от меня «шутник» и рванулся прочь, увлекая за собою своих подельников истеричным воплем:
– Валим отсюда, братва! Это псих ненормальный!!
Так было тогда наяву, но сон искривился в тот миг, когда прозвучало требование денег. В приступе бешеной ярости я нажал кнопку на закреплённом у меня на предплечье правой руки и скрываемом под рукавом пиджака механизме, которого никогда не было у меня наяву. Из чрева этого механизма со зловещим щелчком выскочили и заняли боевое положение два параллельных лезвия, изогнутых в виде кабаньих клыков. Кровавая пелена дикой ярости затмила мои глаза. Она спала с моих глаз лишь тогда, когда всё было кончено.
Моё сердце разрывалось от отчаяния:
Как я мог утр